— Я его заучу?!

— Дословно. От себя — ни одного лишнего знака препинания. Дальше — посмотрим. Вы упомянули о части вины Авдонина.

Аксенов насильно улыбнулся и промолчал.

— Понимаю — несколько версий.

— Вы такой умный, доктор!

— Спасибо.

— Для начала расскажите мне о болезни Авдонина? — спросил Аксенов. — Как она называется, как давно это с ним?

Марат с готовностью откликнулся.

— Начну по порядку. Болезнь, которой страдает Авдонин, называется обсессивно-компульсивным расстройством. У моего пациента тяжелая форма навязчивых состояний. Начало его болезни лежит в гибели его семьи. Он был за рулем, когда его машина полетела под откос. Естественно, в смерти жены и дочери он винит себя. Усугубилось это травмой головы во время аварии. Теперь ситуация повторилась почти в точности. И снова он стал виновником если не гибели ребенка, то, во всяком случае, способствовал его теперешнему состоянию. Вам так необходимо задать свои вопросы больному?

— А вы как думаете?

— Давайте сделаем вот что... — Марат задумался. — Я сам сообщу ему о самочувствии мальчика. Просто я знаю, как и что нужно говорить. А потом я вас позову. Если можно будет. Пока я еще не знаю, в каком он сейчас состоянии. Договорились?

— Его состояние так быстро меняется, или вы пренебрегаете работой и не заглядываете к больным?

— Быстро меняется, — спокойно ответил врач. — Так мы договорились?

Куда деваться? — пожал плечами Аксенов. И спросил:

— Все-таки я ничего не понял — что это за болезнь? Такое чувство, что она заразная. Это судя по вашему поведению. Он что, этот Авдонин, может наброситься на меня?

— Да нет, — улыбнулся Марат. — Скорее всего наоборот. В той или иной мере этой болезнью страдают большинство — если не все — людей. У Андрея это выражено очень ярко, тяжелая форма. Хотите знать, подвержены ли вы этому заболеванию? — неожиданно спросил врач.

— Я?! — изумился вопросу Аксенов.

— Да, вы. Небольшой эксперимент, я проведу тест и, исходя из ответов, поставлю вам диагноз.

— Давайте попробуем. Если это не займет много времени.

— Совсем немного. На вопросы отвечайте односложно.

— Хорошо.

— Итак, вопрос первый: прежде чем выйти из дома, вы несколько раз проверяете, выключен ли газ, потушен ли свет?

— Да.

— Возвращаетесь домой, чтобы проверить, закрыта ли дверь?

— Ну... иногда.

— Вам порой приходят в голову непристойные или нецензурные слова, от которых вы подолгу не можете отделаться?

— О, да! — откровенно поведал следователь. И хотел добавить: «Особенно сегодня». Но отвечать врачу предписывалось односложно.

— Когда вы смотрите с высоты, вам хочется броситься вниз?

— Никогда.

— Вас возбуждает вид оружия и приходят мысли о насилии?

— Не возбуждает, но мысли о насилии приходят.

— Наверное, хватит. Что ж, поздравляю вас, скоро вы станете моим пациентом.

— И что для этого нужно? — спросил Аксенов. — Разбить собственную голову? Или угробить свою семью?

Марат ухмыльнулся.

— Посидите здесь, я скоро вернусь.

Наверное, следователь предвидел, что врач не позволит ему сегодня пообщаться с Авдониным. Когда Марат вошел в свой кабинет, Аксенов встал и протянул ему руку:

— До свидания, Марат Киримович.

— Всего хорошего, — врач, несколько удивленный, пожал следователю руку. — Извините, Дмитрий Иванович, но Авдонин не сумел ответить ни на один мой вопрос. Вы очень точно выразились: не реагирует на внешние раздражители.

— Я попрошу вас: немедленно дайте мне знать, когда Авдонин хотя бы в течение одной минуты сможет отвечать на вопросы. Поймите, Марат Киримович, это очень важно. Я — старший следователь по особо важным делам, и дорожно-транспортное происшествие касается меня только своим определением. То же самое я с уверенностью могу отнести к вашему пациенту: он или его личность интересует меня меньше всего. Мне важно узнать каждое слово, произнесенное его пассажиром.

— На какие вопросы вы бы хотели получить ответы? Напишите на бумаге.

— Записывать я ничего не буду. Когда Авдонин придет в себя, спросите его, как мальчик оказался в его машине, что говорил, для следствия важно каждое слово их беседы. Так что записывать будете вы, дословно. У вас нет магнитофона, чтобы записать разговор на пленку?

— Нет, я не следователь. А музыку слушаю только дома.

— Я оставлю вам свой диктофон. Иногда на допросах следователи применяют звукозапись. Очень часто — особенно в последнее время, — по просьбе самих допрашиваемых.

* * *

Из материалов дела №...

Протокол о невозможности проведения

следственных действий.

г. Новоград, ...ноября 1998 года.

Старший следователь городской прокуратуры г. Новограда майор юстиции Аксенов Д. И., приняв ...11.98 г. к своему производству уголовное дело №..., в кабинете № 16 помещения городской прокуратуры, руководствуясь ч. 2 ст. 404 УПК, составил настоящий протокол о том, что в связи с психическим заболеванием Авдонина Ю. М. по рекомендации врача Ягдташева М. К. производить следственные действия с участием Авдонина Ю. М. нельзя.

Старший следователь

городской прокуратуры Новограда

майор юстиции АКСЕНОВ

Татьяна отправилась к отцу, не имея никаких причин для предстоящего разговора. Ею руководили скорее эмоции, которые необходимо было выплеснуть. И неважно, дома ли его нынешняя жена или нет, она скажет все, что думает об отце, при ней. Одним словом, Татьяна ехала к отцу, чтобы разладить их и так почти невидимые отношения.

Георгий Васильевич никак не ожидал увидеть дочь; когда открыл дверь, глаза отказывались верить. Но это она, повзрослевшая, похожая на мать.

— Здравствуй, Таня, — севшим голосом произнес отец и посторонился, приглашая дочь войти. И сомневался, что она примет приглашение. Ее возбужденный вид говорил Георгию Васильевичу, что она нагрубит ему у порога квартиры, развернется и уйдет. Теперь уже навсегда.

Но она прошла — не разуваясь, поискала глазами, куда сесть, выбрала жесткий стул. Нервные руки мнут ремешки кожаной сумки, она не знает, с чего начать разговор. Однако выплеснет все в лицо отцу при звуке его голоса. Правда, она уже услышала его приветствие и не посчитала эту казенную фразу за отправную точку. И не смела поднять глаза на отца, боковым зрением видела, как тот подвигает стул к старомодному круглому столу, садится, по-старчески разглаживая морщинистой рукой несуществующие складки на матерчатой скатерти. В этой чужой для нее квартире отец показался Татьяне подавленным, не хозяином, его сгорбленная фигура выражала раболепие. Все это, наверно, ее собственные фантазии, но ей хотелось, чтобы это было именно так.