Зубков пожал плечами.

— Ну, не знаю... я люблю музыку, детективы.

— Вот! — воскликнул Прокопец. — И я просто обожаю детективы, читаю их под музыку... Какую вы предпочитаете?

— Рок, — выдавил Зубков.

— Господи, да мы просто похожи друг на друга! Видите, я нашел общий язык с вами, расположил. Если нет, то существует следующий прием, который называется снятием психологической напряженности допрашиваемого. Вот вы, я вижу, напряжены...

«Ты даже не представляешь, до какой степени. Еще немного, и ты действительно будешь искать со мной общий язык».

В кабинете сидели два человека, один хотел стать следователем, но, наверное, его мечтам не суждено было сбыться, и другой, который теоретически был грамотным сыщиком. В своем юридическом повествовании он добрался до «выжидания».

— Человек, дающий ложные показания, должен понимать, что поступает противоправно, факт его непокаяния может повлечь за собой ужесточение наказания.

Помощник следователя казался сейчас Зубкову судьей. Как следователь он чем-то отталкивал от себя сержанта, не казался тем человеком, которому можно было бы рассказать правду, надеясь на понимание. Слишком сухо он вел разговор, официально. Но это потому, что видел сейчас перед собой не допрашиваемого, а будущего коллегу; использовал не один-два приема тактики допроса, а сразу все.

— И наконец, последнее, — прозвучал заключительный аккорд. — Создание преувеличенного представления об осведомленности следователя. У допрашиваемого должно сложиться впечатление, что следователь знает все события и сопротивление бесполезно. Пример. Вы утверждаете, что у вас в «дипломате» учебники, а я утверждаю, что нет. Я не знаю, что там, но даю вам понять, что прекрасно осведомлен об этом. Я не говорю ничего конкретного, но веду себя так, что вы в конце концов сдаетесь, открываете «дипломат» и... Этот прием очень сложен, на его отработку уходят годы.

Прокопец некоторое время молчал. Зря он заговорил про годы; год — другое дел о. Именно столько он проработал бок о бок с Аксеновым в качестве помощника следователя. Постучав по столу карандашом, Прокопец произнес:

— Итак, вы хотели что-то сообщить следствию.

Сейчас Зубков не был уверен в этом. На нем испробовали все приемы тактики допроса, исключая разве что физический. Следователь просто делился с ним опытом, а он чувствовал непосильное давление на себя.

— Да, я по поводу показа по...

— Я помню. Так вы не знаете, кто он, где живет?

— Нет.

— Вы встречались с ним? Если да, то при каких обстоятельствах?

Зубкову хотелось спросить, когда можно будет поговорить со старшим следователем, но у него не хватило духу.

— Я не берусь утверждать, что это был именно он...

— Хорошо, когда вы его видели? Назовите число?

— Точно не могу назвать, где-то в двадцатых числах октября.

— Место встречи?

Ну, давай, подбодрил себя сержант.

— Около лицея компьютерных технологий.

— Это становится интересным, — проговорил Прокопец. — Значит, вы незнакомы с ним. А почему же в таком случае вы обратили на него внимание?

— Как вам сказать? Он зашел за гаражи... — Зубков сделал паузу. Как наяву, увидел перед собой фигуру незнакомого парня, услышал свой пьяный голос: «А ну не двигайся! Я из милиции. Сержант Зубков». В руках пистолет. Два разных человека: пьяный и трезвый. Да разве в трезвом состоянии он выкинул бы такое? Ну приспичило человеку, можно его понять, зачем же сразу хвататься за пистолет? Но рядом была Даша, слегка хмельная, красивая. И с ее подачи представился случай показать себя. Мозги-то совсем не соображали.

— Итак, он зашел за гаражи...

— Да... Я сказал ему, что здесь не общественный туалет.

— Ага... Я понял. Что он ответил?

— Он?.. — Зубков тяжело сглотнул. Невольно посмотрел на дверь. Теперь он боялся, что в кабинет может войти старший следователь. Запинаясь, сержант продолжил: — Он... извинился. Потом ушел.

Все, и время потеряно, и смелости не хватило.

— А вы в это время несли службу? Или живете рядом?

— Нет, я возвращался от одной знакомой.

— В котором часу это было?

— Что-то около семи вечера.

— Было темно?

— Да, уже начинало смеркаться.

— У вас хорошая зрительная память, — одобрительно кивнул Прокопец. — Я вот на свою нередко жалуюсь. А вы, Вячеслав, ни о чем больше не говорили с этим парнем? Все-таки мне трудно поверить, что этот малозначительный эпизод не только запомнился вам, но и отчетливо позволил спустя довольно продолжительное время опознать парня по фотографии. Причем, заметьте, фотографии струпа.

Зубков снова сглотнул. Молодой следователь мог все вытащить из него. Оставалось только уповать на свою фантазию, все пути назад отрезаны.

— Парень спросил, как пройти на Ленинградское шоссе, я ответил. Мы вместе прошли до перекрестка.

— Сколько времени это заняло?

— Около пяти минут. Потом я показал ему платный туалет — на пересечении с Пушкинской, знаете? — Сержант облегченно выдохнул: как хорошо, что он вспомнил про платный туалет. Таковой действительно находился в названном им месте.

— Не знаю, — ответил Прокопец, — но, наверное, так оно и есть. Это многое объясняет. Во время пути вы о чем-нибудь говорили или шли молча?

— Молча.

— Хорошо, я составлю протокол, и вы подпишете. И еще. — Прокопец встал, бросив взгляд на стол, достал из сейфа бумажный пакет. Перед Зубковым легла фотография парня, в которого он стрелял.

— Да, это он.

— Во что был одет, не помните?

— Помню, что на нем была коричневая куртка, шерстяная шапка синего цвета, серые брюки. На обувь внимания не обратил.

— У него ничего не было в руках?

— В руках? — Потом можно будет сказать, что он все же пытался сказать правду, но не хватило воли. — В руках у него был «дипломат».

— Какого цвета?

— Черного.

— Как у вас? — спросил следователь.

— Да.

Прокопец быстро отпечатал на машинке протокол допроса. Время от времени он уточнял некоторые вопросы, в частности, просил сержанта припомнить более точное время, уточнить, у какого именно гаража останавливался неизвестный, не запомнил ли сержант порядкового номера гаража и так далее.

Зубков прочел и подписал протокол.

— Спасибо, Вячеслав Иванович, — поблагодарил его следователь.

Зубков кивнул и направился к двери.