свою

В том полном песен и легенд краю,

Знал все долины и леса окрест,

Знал каждое преданье этих мест,

Поведал мне в тот безмятежный час

Старинный и причудливый рассказ.

Сей монастырь стоит здесь с давних пор

В лощине тихой меж холмов и гор.

Боярышник, как верный часовой,

Благочестивых дев хранит покой,

И с давних пор сей колокольный глас

Селянам возвещал молитвы час.

Здесь рыцарь, прежде чем уйти в поход,

Ночь у церковных проводил ворот,

Сюда сходился в праздник местный люд,

Свои дела отдать на Божий суд,

И каждый знал, что здесь всегда найдет

Он утешенье от земных невзгод.

Усталый путник, бредший средь холмов,

Там обретал приют, и стол, и кров.

Монахинь осеняла благодать —

Чудесное искусство исцелять,

Всегда хранить им завещал устав

Запас целебных снадобий и трав.

Но кто своей красой пленяла взор

Превыше всех послушниц и сестер?

Чей шаг был легок, песня так звонка,

А веки — точно крылья мотылька?

Кто та, чья жизнь недолгая была

Доселе лишена невзгод и зла

(Хотя всегда, сочувствия полна,

Чужой внимала горести она),

Чье сердце билось, верою горя?

Сестра Анжела, дочь монастыря.

Не ведая родителей своих,

Она росла среди сестер святых

И, из ребенка в деву обратясь,

Невестою Христовой нареклась.

Она следила, чтоб пред алтарем

Лампада пламенела день за днем,

И вышивкой проворная рука

Расцвечивала тонкие шелка.

Но среди всех занятий было ей

Одно других отрадней и милей —

Сбирать цветы, чтоб возлагать у ног

Пречистой Девы красочный венок.

В краю том благодатном круглый год

Земля цветами дивными цветет —

Анжеле нравилось, чтоб всяк цветок

Украсил церковь в отведенный срок.

Там летом сотни роз, за рядом ряд,

Своим цветеньем радовали взгляд,

Пред алтарем без счета было их —

Пурпурных, алых, белых, золотых, —

Но таял роз померкший ореол,

И лилия вступала на престол.

(Анжеле, правда, мнилось, что святой

Марии люб боярышник простой.)

Окончив труд свой, устремляла ввысь

Она глаза, и к небесам неслись

Ее молитвы — дивны и чисты,

Как эти непорочные цветы.

Она молилась. Тихо таял день,

Неслышно сестры, как за тенью тень,

Сходились в церковь, чтобы перед сном

Пропеть во славу Господа псалом.

Анжелин голос выше всех звенел —

«Ave, Maria» хор церковный пел.

Увы, недолог мирных дней рассказ:

Сменяется грозой затишья час.

Огонь войны тот дивный край обжег,

И потянулся поселян поток

К монастырю, чтобы в его стенах

Излить слезами пережитый страх.

И как-то ночью у церковных врат

Предстал из сечи вышедший отряд,

И командир, смиренен, но суров,

Вручил своих израненных бойцов

Заботам перепуганных сестер,

Что выбежали в панике во двор.

Но жалость все ж превозмогла испуг,

Нашлась работа для умелых рук

Любой из них. Кто старше и мудрей

— Тем поручалось дело посложней,

С которым прочим справиться невмочь.

Анжела, все душой стремясь помочь,

Покамест так неопытна была,

Что тяжких ран лечить и не могла,

Засим и был ей под опеку дан

Младой боец с легчайшею из ран.

И день за днем без отдыха она

Сидела с ним. Стояла тишина,

Лишь слышался страдальца тихий стон

Иль голос девушки. Но вот очнулся он,

Открыл глаза, вздохнул — и с неких пор

Пошел меж ними тихий разговор.

Чтоб от страданий юношу отвлечь,

Сестра Анжела заводила речь

О тех святых, кто смертию снискать

Сумел на небе Божью благодать.

Казалось, хитрость возымела толк,

И вскоре ропот жалобный умолк.

Тогда, успехом воодушевясь,

Она ему расписывать взялась

Убранство церкви в Пасху и хорал,

Что под немыми сводами звучал.

Как в Рождество украшен был алтарь:

Сошлись к пещере и пастух, и царь,

Все в белых ризах, старцев череда,

И в вышине сияет им звезда.

И как Мадонну славили, и как

В тот день природа всем явила знак,

Что Божью Деву благодарно чтит:

Когда, покинув с пеньем скромный скит

И ввысь хоругви к небесам воздев,

Процессия вошла под свод дерев,

Цветы и лепестки со всех ветвей,

Ковром дорогу вдруг устлали ей.

А рыцарь слушал девушку, но вот

Он описал Анжеле в свой черед

Турниры, поединки и балы,

И дамам расточал он похвалы.

Сперва она не верила. Ужель

Мог мир, что был неведом ей досель,

Быть так прекрасен? И ужель таят

Погибель сны, прельщающие взгляд?

Она перекрестилась, но опять

Была готова трепетно внимать

Словам, что воспевали вновь и вновь

Чудесный мир, где властвует любовь.

Расправь крыла, о, ангел, поспеши

Спасти покой доверчивой души!

Увы! Шли дни. В молитвах и трудах

Монахини не знали о силках,

Что их голубку жаждут уловить

И с истинной дороги совратить,

Ведь, скромного достоинства полна,

Казалась той же, что всегда, она.

Все той же? Нет! Увы, с недавних пор

Она не к Богу обращала взор.

И как-то ночью монастырь уснул,

Ворота отворились… Кто скользнул

Все дальше, прочь по ласковой траве,

В сиянье лунном? Быстрых тени две

Мелькнули и пропали без следа,

Лишь тихо билась о песок вода,

О чем-то ветер средь холмов вздыхал,

И ветками боярышник качал.

Ах, надо ль говорить, как краток сон?

Хоть сладок, но недолговечен он.

Ах, надо ль говорить, что годы слез

Собой сменяют час блаженных грез?

Богатство, роскошь, коим равных нет, —

Но все мрачнее тень, что застит свет…

Средь суеты и шума праздных дней

Раскаяния голос все слышней!

Анжела вдруг очнулась ото сна,

С глаз ослепленных спала пелена,

Ей довелось познать в чужом краю,

На что она сгубила