Нашли… спрятанное захоронение у потрескавшейся стены старого склада. Форма трещины была точно такой же, как у лопнувшей стенки в камере Олега. В яме, размытой дождевыми водами, лежали останки мужчины. Как и рассказал Олег, сверху присыпаны песком и придавлены бетонной плитой. С одной стороны она не полностью закрывала яму. Туда бросали окурки сигарет тусовавшиеся там компании подростков. Постамент, массивная плита тайной могилы, служил местом для посиделок. Разбросанные пивные банки. И как насмешка, на шероховатой серой поверхности в сердечке, криво обведенном губной помадой, алела надпись: «Полюбили до гроба Г+З». Что это, фамилии или имена, так похожие на героев любовной драмы Геннадия и Зои? Гадать, чей труп, долго не пришлось. По заводскому пропуску – Геннадий Игнатьевич Выйдулья. Спустя столько лет он нашелся самым печальным образом. Предварительное заключение: вмятина в черепе от удара тупым предметом повлекла за собой смерть, об этом по телефону нам доложился Вячеслав. И о том, что смогли идентифицировать отпечатки пальцев на кожаном кошельке. Их сверили по базе, оказалось они принадлежат бывшему карманному воришке Вовк Максиму Илларионовичу. Недавно он умер в возрасте семидесяти пяти лет. От карманника дорос до успешного бизнесмена.

А у нашего крыльца в это время металась встревоженная матушка Анастасия. Мы приглашали ее к нам на чай. Она упорно отказывалась и махала на нас рукой:

– Позже, позже, не до вас пока… – В нетерпении маячила, высматривая – «сама знаю кого…».

Что за тайны?! Уже и дед Матвей приходил, что-то ей рассказывал, взяв перед ней чуть ли не «под козырек». Мы разобрали только многочисленные «эт-само» и кусок фразы «как велела, она открылась, слезы-слезами, но обещалась прибыть».

– Даш, а ты представляешь, с кем сейчас засекретничала Анастасия?! – Взбудораженная Катя показала во двор.

Мы приникли к окну.

– Так, сильнодействующее на всех лицо! Кетлиха, ей-ей, собственной персоной! Жмется, испуганная какая-то. Даш, а матушка наша, ну прямо генерал, распоряжения ей отдает.

Только калитка закрылась за Кетлихой, пришпорившей по дороге, словно озабоченный страус, как Вячеслав вышел из подъехавшей служебной машины. Матушка тут же его перехватила и опять с заговорческим видом на пониженных тонах стала о чем-то уговаривать. Вячеслав вначале слушал ее спокойно. Первые несколько секунд. А потом всплеснул руками и сгреб с головы форменную фуражку.

– Матушка, да здоровы ли вы?! Кто ж такое разрешит?!

Она на него цыкнула:

– Не ори, не на трибуне поди! Тон поубавь, со старшими разговариваешь! – И показав на нас, прилипших к окну, заставила его понизить голос.

Но отдельные слова прорывались: «Что тебе дороже, работа или собственная жена? Она сынка твово носит!» Что беременная знали, но что мальчик – нет! Срок же был небольшой, Катя на УЗИ еще не ходила. А дальше прозвучало сказанное Анастасией резче, с горечью в голосе: «Надеюсь, удастся концы с концами связать. Ласточки наши до сих пор противовес на лезвии смерти. Негоже так!» Холодок прошел по спине, и не только у меня – Катя тоже посерьезнела. А тут и мой сыночка расплакался. Я подошла к кроватке, а он ручки ко мне тянет. Взяла. Прижался так нежно. Взгляд у него, как у взрослого, – сочувствующий, понимающий, встревоженный и затягивающий в себя. И вдруг мое сознание увязло в нем. Видимо, речная веда, передав ему, как она сказала, часть себя, наделила моего ребенка необыкновенными способностями.

Я увидела страшный образ– предупреждение. Что-то большое, черное, вылетев из ниоткуда, пытается меня убить. Жутко. Стало очень страшно!

Катя, стоящая рядом со мной, смешно замахала руками:

– Что это было?! – испуганно спросила она.

– Ты тоже видела?! А я знаю! Опять чертовщина какая-то!

– Анастасия такое нагородила, нарочно не придумаешь… Ах ты, не велено говорить! – входящий в комнату Вячеслав думал, что я обращаюсь к нему. – Так, лапы мои, только без паники. Кажется, через час отправляемся на похороны, если их, конечно, разрешат. Мне позвонить надо…

Он ушел, спустился на первый этаж, чтоб нам не слышно было. Пока мы производили бесшумный подслушивающий маневр, кое-что удалось разобрать. Славик говорил с начальником Московской следственной группы, которому сейчас непосредственно подчинялся. Столичные следователи еще работали здесь на месте. Через пятнадцать минут сурового московского полковника, кажется, все же убедили в сердцах сказанные слова: «Уж кто-кто, но вы сами с нашим местным колоритом столкнулись. Поверьте на слово, так надо! От этого жизнь и счастье близких мне людей зависят…»

Мы вышли из дома. С сыночкой охотно остался Семен. На дорогу к старому кладбищу уже подтягивались люди. Они расступились, пропуская траурный кортеж. Полицейский фургон медленно ехал, виляя задом на колдобинах. За ним шел батюшка Николай в облачении, неся как флаг почти двухметровый деревянный крест. Церковные певчие хором вступали в произносимую им молитву.

Шествие замыкала бригада с лопатами, на плечах у них был темно-коричневый лакированный гроб.

– Что за спешка, если покойника даже в гроб положить не успели? – с нескрываемым любопытством обсуждали местные граждане.

– Надо полагать, будут хоронить Геннадия Выйдулья? – спросила у мужа Катя.

– Да, у Зоиной могилы. Он в этот день пропал, то есть сегодня, и она спустя два года умерла. На Седмицу-Молчунью…

Видимо, чтобы не отвечать на наши расспросы Слава повернулся к нотариусу. Они с женой тоже направились на кладбище.

– Атмосфера какая-то странная вокруг. Не нравится мне все это…, – тихо заметила Мария.

– Ладно, будет. Раз отец Николай согласился помочь, значит, нет в этом бесовщины. Не переживай, – возразил Вольдемар Анатольевич.

Нам с Катей показалось, что практически все в курсе происходящего, кроме нас.

– Не задерживайтесь, не задерживайтесь! Поторопиться надо!! – прорвался голос Анастасии. Она, как пастух, подгоняла стекающийся к кладбищу народ. – Милушка моя, банкиршу нашла? – обратилась матушка к кому-то в толпе. – Уговорила ее моими доводами?!

– Да, матушка! Как велено, сделала. Она и сама рада помочь. Их семья настрадалась, избавления просит… – Голос резкий, подвывающий.

Кетлиха! Ее худющая долговязая фигура нервно переминалась в отдалении. Она показывала Анастасии на подъезжающую перламутрово-фиолетовую иномарку. Когда та плавно проплыла мимо, через стекло я увидела холеную богатую мадам брезгливо-печального образа, которую вёз личный шофер. А секретарь-мужчина что-то подобострастно, с приклеенной улыбочкой, докладывал ей, сверяясь с записью в ноутбуке. Я задумалась, в это время с нами поравнялась молодая женщина с двумя малолетними детьми. У меня аж ноги подкосились, когда я увидела ее лицо. Катя, повернувшаяся ко мне, тоже застыла, не договорив фразы. То была проявившаяся в платье-призраке незнакомка.