что у Александры никаких шансов.

– Игнат, не трави душу. Что предложила эта неугомонная барышня?

– Переливание крови от чистокровного оборотня, можно вашу, если группа подходит, она говорит, что такого никто не делал. Я слышал, что нашим кровь не переливают, но Мари склонен доверять.

– Хорошо, я поговорю с врачом. Все, лифт приехал, до связи и удачи тебе, сынок.

Я грузно опустился в кресло, откинул голову на спинку и закрыл глаза. Сердце стучало с сумасшедшей скоростью, и, кажется, руки потряхивало мелкой дрожью. Я ни на миг не переживал за детей, уверенный, что с ними все будет в порядке. Я беспокоился за Яну, очень беспокоился, что ее слабый, не переродившийся организм, несмотря на благополучные прогнозы Мари, просто не справится с такой нагрузкой.

Не знаю, сколько прошло времени, десять минут, час, два или целый день. Вокруг меня словно образовался вакуум. Стояла мертвая тишина, и только мысли мои стали небывало громкими. В голове проносились картины тяжелого детства и беззаботной юности, набатом в голове стучало, что сейчас самый важный момент в моей жизни.

Дверь распахнулась, и заглянула счастливая молоденькая волчица.

– Игнат Маркович, все хорошо с детками и с молодой мамочкой тоже все хорошо.

Я тут же подорвался с места, но она меня остановила.

– Подождите еще минут двадцать, к ним пока нельзя. Деток измеряют, моют, а мамочке послеродовые процедуры проводят. Вас позовут.

– Какой пол у малышей? – поспешил спросить, но то ли голос мой сел, то ли мысли не могли облечься в слова, я даже сам себя не услышал, девочка же прикрыла дверь и поспешила обратно.

Все напряжение разом схлынуло, и накатило чувство безумной эйфории. Когда меня, наконец-то, позвали, я сидел на месте и мечтательно улыбался. Мари только посмеялась и, похлопав меня по плечу, повела через коридор.

Яна лежала на кушетке, уставшая и измученная, но при этом безумно красивая. Мы встретились взглядом, и она обезоруживающе улыбнулась.

– Иди, подержи сына, а то я хоть и понимаю, что девочек надо пропускать вперед, но все равно ощущение, что я его обделяю, и от этого сердце кровью обливается.

А я, как остолоп, продолжал стоять на пороге, и пытался сообразить, о чем же она меня просит. Еще раз оглядел палату и наконец-то заметил своих щенков, которых прежде своим необыкновенно-волшебным видом затмила Яна. Один малыш лежал на кушетке рядом с ней и, видимо, посасывал грудь, а второй был на руках у акушерки и постоянно причмокивал губками.

Я моментально сорвался с места, а когда девушка протянула мне ребенка, растерялся. Он был таким крохотным, плотно запеленутым, с большими мутно-серыми глазами и смотрел на меня, хлопая своими пока еще короткими ресницами и как будто что-то понимал.

Сам не знаю, как он оказался у меня на руках. Будто всю жизнь только и делал, как практиковался в качании младенцев. Но он ощущался в моих руках безумно правильно, эта маленькая ноша стала самой важной в моей жизни.

Сын поморгал еще пару раз и сонно прикрыл глазки, разорвав тем самым наш зрительный контакт. Я поднял голову и встретился с изучающим взглядом жены.

– Уснул. – Мой голос звучал беспомощно.

– Ну вот, бедный мой, не дождался своей порции молозива.

– Чего?

– Не бери в голову. – Были бы у нее свободны руки, она обязательно бы ими взмахнула. – Ты оказался прав, – она кивнула в сторону ребенка, мирно спавшего на моих руках, – ума не приложу, что же теперь делать с абсолютно розовой детской.

– Так, – перебила нас Мари, – меняй детей, и я отнесу их в детское отделение.

– Зачем их куда-то уносить? – насторожился, передавая ребенка обратно медсестре, словно руку себе отрывал.

– Ну как зачем? А смотреть за ними кто будет? Яна хоть и справилась на отлично, но все равно обессилена. Ей отдых нужен, тем более вечер на дворе, щенки, да и вообще все детишки первые сутки практически постоянно спят.

Пока Мари проводила мне учебную лекцию, я наклонился к Яне и аккуратно забрал дочь. Удивительно, у детей были одинаковые лица.

– Они так похожи, – восхитилась Яна, поудобнее укладывая маленький сверток рядом с собой. – Только у него носик побольше. Ой! – Она тихонечко засмеялась. – Какой он старательный, не то что сестренка-лентяйка.

– Правильно, мужик же, хоть и маленький.

Яна засмеялась и продолжила рассматривать нашего сына, я же пытался разорваться и постоянно мотал головой, наблюдая за двумя одинаково потрясающими картинами. Наша мирно спящая дочь, и Яна, рассматривающая и воркующая над причмокивающим сыном.

Мы молчали, пока детей не унесли. Яне расставание далось с трудом, и я пообещал ей, что ночь проведу в детском отделении, после чего она успокоилась.

– Давай уедем, – поддался внезапному порыву.

– Куда?

– Куда-нибудь далеко, где не надо решать никакие дела, где никто не будет тебя красть у меня из подноса. Где мы сможем наслаждаться друг другом, что скажешь, Ян?

– Очень заманчивое предложение, и я обязательно его с тебя стребую, но не сейчас… – Я нахмурился, ожидая ответа, но в глубине души радовался, что она не приняла мое предложение, уж больно импульсивным был мой порыв. – Лекса… Николай Александрович, ты забыл? – Я и правда забыл… – Мы сейчас не можем их оставить. И если и уезжать, то на необитаемый остров, только там тебя не будут доставать. – Она тихонько засмеялась.

А я понял, что это было не что иное, как способ разрядить обстановку и не думать о плохом. Но все же не мог не спросить:

– Она тебе чем-то угрожала?

– Нет. Нет. – Она замотала головой, стараясь донести до меня всю категоричность ее утверждения. – Она просто принесла пистолет, а затем меня напугала, ну я и схватилась за него, только даже с предохранителя не сняла, она потом это сказала и сразу же выстрелила, держа мои руки с пистолетом в своих.

– Она ничего перед этим не говорил?

– Нет. Игнат, она же выживет? – Яна доверчиво заглянула мне в глаза, и я прекрасно знал, какого ответа она ждала, но почему-то не мог быть неискренним.

– Шансов практически нет.

Яна всхлипнула, а я кинулся к ней ближе, вытирая слезы с ее щек. Затем обхватил ее лицо ладонями, заглянул в бездонные глаза и севшим голосом прошептал:

– Ты прекрасна как никогда!

Хотелось сказать больше, но почему-то страшно было сознаваться в этом большем даже самому себе. Отогнал ненужные мысли и начал сцеловывать соленые слезы, вызвав улыбку моей маленькой и такой отважной жены. Матери моих детей. Отныне самой важной женщины в моей жизни, не считая дочери, ведь нашей малышке до взросления еще ого-го как долго.