шёл двадцать первый год. Был тогда Великий пост, которого Санька, кстати, не признавал. И в одну из предпасхальных ночей его разбудили торжественные, эмоциональные аккорды фортепиано. Кто-то в зале громко, профессионально, мастерски играл на рояле бравурную маршевую мелодию. Это была явно не Дуняша, так как играть столь совершенно она ещё не могла при всём желании. Музыка мешала спать. С каждым аккордом сон всё дальше и дальше отлетал от Саньки и, в конце концов, окончательно развеялся. Закурив дорогую папиросу, Санька вышел из спальни и направился в залу с целью выяснить, кому это вздумалось развлекаться в такое позднее время. По пути он заглянул в Дуняшину спальню. Сестрёнка безмятежно спала, разметав по подушке золотистые кудри. Заинтригованный происходящим, Санька подошёл к двери залы и увидел, что сквозь щели оттуда льётся яркий электрический свет, а неведомый музыкант уверенно продолжает наигрывать будоражащую душу мелодию. Резко распахнув дверь, Санька остолбенел. Освещённый ярким сиянием электричества, за роялем сидел и вдохновенно играл рыцарь, облаченный во всё красное. Рядом на кресле лежали щит и тяжёлое копьё, тоже красного цвета, как и панцирь, и латы, и шлем. С хозяйской раскованностью Санька спросил:

— Послушайте, милейший! Что за маскарад? Кто Вы такой и как здесь оказались? Кто Вам позволил здесь музицировать посреди ночи?

Рыцарь прекратил играть и дерзко, чуть-чуть улыбаясь, уставился на Саньку. Пыхнув папиросой, Санька медленно двинулся к ночному гостю. Рыцарь встал и, не сделав ни единого лишнего движения, ловко подхватил копьё и щит.

— Объяснитесь, милейший! Это мой дом и мой рояль. Кто Вас сюда пригласил? Что Вам здесь нужно?

Гость не отвечал. У Саньки появилось ощущение, что именно он — этот Красный Рыцарь — является хозяином ситуации. Санька был не робкого десятка, но тут невольно ощутил робость, и на него стал медленно наползать непонятный мистический ужас.

Ценой невероятного усилия воли Саньке кое-как удалось взять себя в руки. Этого ещё не хватало — робеть перед каким-то наглецом! И Санька, было остановившись, снова двинулся в сторону рыцаря. А тот опустил забрало красного шлема и так же медленно и уверенно двинулся навстречу безоружному Саньке. Санька чувствовал, что гость улыбается, хотя лицо его было скрыто забралом, сквозь решётку которого только зловеще сверкали колючие глаза, и их сверхъестественный блеск заставил Саньку попятиться и сделать пару шагов назад.

Рыцарь на это отреагировал весьма своеобразно. Он тоже отступил на два шага назад, поднял забрало, положил на кресло копьё и щит и сел за рояль. Санька почему-то почувствовал, что если он отойдёт к двери, рыцарь снова ударит по клавишам.

«Да что за чертовщина! Чего это вдруг я должен его бояться? Этот ненормальный, видимо, ухажер одной из сестёр, и они решили меня разыграть, чтобы потом насмехаться в кругу друзей. Нет! Я никому не позволю над собой потешаться!» И он решительно двинулся на незнакомца. Тот снова встал и взял наизготовку щит и копьё. Санька спокойно остановился, энергично раскурил почти потухшую папиросу и, пользуясь тем, что рыцарь тоже замер, как изваяние, стал продумывать план действий. «Копьё у него тяжелое. Кажется, для конного боя. И держит он его подмышкой. Ударить им меня он, пожалуй, не сможет — это уж точно. Я буду медленно к нему приближаться, чтобы в случае чего отскочить в сторону. Если же мне удастся подойти так близко, что конец копья окажется за моей спиной, я ухвачусь за него, а потом пусть попробует со мной совладать. Я дома, чуть что — и за ружьём в спальню недалеко».

Решив, что всё продумано, Санька спокойно пошёл вперёд, а рыцарь — навстречу. Шаг — и остриё копья уже позади, за Санькиной спиной. Занести его для удара этот проклятый рыцарь уже не сможет.

Но рыцарь, который оказался настолько высокого роста, что Санька, тоже считавшийся высоким парнем, едва достигал его плеча, неожиданно резко повернулся влево, слегка приподняв копьё, так что древком угодил Саньке по щеке. Удар был так силён, что Санька мигом оказался на полу. Чтобы встать на ноги, он перевернулся на живот, приподнял голову и увидел своё отражение в трюмо, стоявшем в углу залы. Удар был почти нокаутирующим, но Санька чётко видел в зеркале действия рыцаря. Тот решительно подошёл к поверженному противнику и, наступив ногой ему на поясницу, прижал к ковру. Не имея возможности подняться, Санька видел, как рыцарь занёс над ним копьё и резко опустил его. Санька ощутил ужасную боль в шее, сопровождаемую хрустом вонзаемого наконечника, дико вскрикнул и потерял сознание.

Очнувшись, он увидел склонившихся над ним отца и старшую сестру Калину. Дуняша уже успела залить водой из графина дыру от папиросы, прогоревшую в ковре. Родные ничего не могли понять, откуда этот громадный кровоподтёк на Санькиной скуле, почему он лежит на полу мертвенно-бледный, почему не может ничего связно рассказать.

Отец тут же послал дочь Маришу за доктором, Дуняше велел принести из спальни подушку и одеяло, а Калина выбежала привязать трёх цепных псов, которых ночью для охраны дома спускали с цепи.

Пришёл заспанный доктор. Наклонившись над больным, дал ему что-то понюхать. Санька понемногу стал приходить в себя.

— Его поймали? Где он? — спросил Санька слабым хрипловатым голосом.

— Кто? Кто, Саня? — недоумевал отец.

— Как кто? Этот… Красный Рыцарь.

— Какой ещё такой рыцарь?

— Который меня ударил, — Санька указал на щеку.

Но доктор сказал, что это от удара об пол при падении, когда больной потерял сознание. Санька уже пришёл в себя настолько, что смог осмысленно рассказать о происшедшем. Оказалось, что музыку слышали почти все домочадцы, но они не сомневались, что это играл Санька. Доктор весь рассказ счёл бредом, правда, осматривая место, куда рыцарь ударил Саньку копьём, обнаружил едва заметное красное пятнышко. Посоветовал пригласить на консультацию знакомого психиатра.

Но психиатр не обнаружил у него каких-либо симптомов психического заболевания, признал Саньку вменяемым, а всё произошедшее счёл галлюцинацией — следствием переутомления и систематического недосыпания.

Набожный отец пригласил к сыну соседского священника, которому было за восемьдесят. Службу в храме он уже оставил, но в Безруковской семье по-прежнему оставался непререкаемым авторитетом. Побеседовав с Саней, священник сказал отцу:

— Видать, плохи дела твоего Александра, Яков. Похоже, Господь предупредил его и вас всех заодно. Посланец смерти это был, мне кажется. С одним святым нечто похожее было.

Санька ко всему этому отнёсся как к кошмарному сну, а отец пожертвовал сто целковых на нужды храма в надежде отвести беду от сына.

Закончился Великий пост. Отпраздновали Пасху. В потоке текущих дел