Они вышли на крыльцо. Посреди двора двое воинов держали подуздцы оседланных коней, еще по коню с вьюками стояли позади. Завидев Гульчу,гридни заулыбались, повели коней ближе к княжескому крыльцу.

— Олег, — сказал Рюрик настойчиво. — Ты опятьзабыл сказать...

Олег тяжело вздохнул:

— Успокойся. Все хорошо, насколько может быть хорошо вэтом мире. Твое королевство падет последним.

— Что-что?

Гульча сбежала вниз во двор, ухватила коней и бегом привелак крыльцу, боясь пропустить хоть слово.

— Сыны Рудольфа, — объяснил Олег. — Разве яне говорил? Или это не тебе? В последнее время я так часто о них говорю, чтоуже сам забываю... Дранг нах остен! Сто лет тому Карл Великий вторгся в земликороля лютичей Драговита, начав тем самым натиск на славян, стал захватывать ихземли... Он нанес страшное поражение этому племенному союзу, но главнуюкрепость, стольный град, взять не сумел. Карлу помогали бодричи, другойславянский союз племен — те и другие ведут кровавые войны на истребление, как унас, славян, водится... Вспомни, всего пятнадцать лет назад Людовик Немецкийпытался разгромить этот же союз бодричей, но не сумел. Увы, за сто леткровавого натиска славяне отступят. Легко отбились бы даже в одиночку, но самибьются друг с другом более люто, чем с немцами! Их покорят, они восстанут иперебьют немцев. Их снова покорят, захватят земли, они снова восстанут. И такбудет много раз, пока славянские племена не уничтожат полностью, а их земли нестанут навеки немецкими. Даже славянская река Лаба станет у них именоватьсяЭльбой. Но ты можешь гордиться, Рюрик! Твое королевство выстоит триста летнепрерывного натиска. Оно падет последним*.

Гульча вскочила в седло, гарцевала подле крыльца, тесняОлега конем. Рюрик обнял Олега, на миг прильнув к широкой груди пещерника.

— Увидимся ли?.. Или тебя увидят мои внуки?..Постой-постой, триста лет простоит мое королевство?

— Триста лет — большой срок, — ответил Олег тихо.Он понимал скрытый смысл вопроса. — Зачем тебе заглядывать дальше?

Он вскочил на коня, подобрал поводья. Конь взыграл. Гульчаослепительно улыбнулась молодому красивому князю — для нее теперь это былмогучий русич, а не подмастерье кузнеца, повернула лошадь к воротам. Рюрикухватился за стремя, удержал Олега:

— Погоди... Хоть кто-то уцелеет?

Олег покачал головой, ему было тяжело смотреть в наполненныемукой глаза князя:

— Аркона будет уничтожена! Воронье разжиреет, убитыбудут все, даже собаки и кошки. Ветер разнесет пепел от дворцов и собачьихбудок! Как уцелеет кто-то из твоих потомков, если они, как их пращур, первымипойдут в сечу?

Руки Рюрика бессильно упали. Олег повернул коня. Гульчастояла в раскрытых воротах, нетерпеливо махала рукой. Он пустил коня галопом, иони выехали из ворот, оставив замок позади.

Дорога была узкая, но Гульча старалась ехать рядом, касаясьсапогом стремени Олега. Лицо пещерника было темным, как грозовая туча, Гульчаизнывала от жалости и сочувствия.

Они видели верхушки мачт в порту, когда сзади раздалсяконский топот. Рюрик мчался простоволосый, за ним, как крылья, развевалсякрасный плащ.

— Провожу малость! — крикнул он. — Посажу наладью! Когда еще свидимся...

Олег придержал коня, пропустив Гульчу вперед. Когда поехалибок о бок с Рюриком, сказал настойчиво:

— Возвращайся. Не рви сердце, триста лет — большойсрок.

Рюрик не отвечал, они въехали на причал. Гульча высматривалаладьи и кочи. Рюрик сказал сдавленным голосом, словно чья-то рука держала егоза горло:

— Будущее для детей... Трава для коней, счастье длянаших женщин, а для детей — будущее...

— Рюрик! — выкрикнул Олег. — Не терзайся.Триста лет — вечность.

Ветер с моря дул холодный, резкий. Рюрик дышал тяжело, лицозаострилось, на лбу блестели крупные капли пота.

— Святой отец, — прохрипел он, — ведь тыприехал уговорить! Грамоту привез. Не поверю, что она легко далась. Новгород —город своевольный. Гостомысл меня ненавидит. Так почему же уезжаешь?

Олег отворачивал лицо. Рюрик ухватил его за плечо, потряс.Конь под пещерником захрипел в страхе, застыл, дрожа всем телом. Рюрик смотрелв лицо волхва почти с ненавистью.

— Рюрик... я усомнился, — ответил Олег, в голосебыла мука. — У людей в крови — жертвовать крохотным личным счастьем радибольшого счастья племени. Мы отдаем жизни, чтобы жило племя. Но когда увиделтебя, Умилу, маленького Игоря, увидел ваши счастливые глаза... Впервые подумал,не слишком ли большую цену платим? Благо племени — да, но мы, каждый сам посебе — тоже ценность!

Грудь Рюрика часто вздымалась. На щеках выступили красныепятна, серые глаза блестели.

— Задержись, — попросил он вдруг. — Япоговорю с Умилой. Ты прав, мы — люди. Принуждать нас нельзя, но мы сами вправеотдать жизни... если волим.

Подъехала Гульча, услышала, вытаращила глаза. Князь грустноулыбнулся ей — сильный, красивый, любимый воинами и женщинами. Конь под нимбеспокойно переступил, прянул ушами.

— Я приеду сразу после полудня, — предупредилРюрик.

Олег поколебался, сказал с неохотой:

— От судьбы не убежишь... Только никому не говори. Дажевоеводам. Пусть в замке думают, что я уплыл.

Рюрик бросил с гримасой, отъезжая:

— Будь уверен. То побоище в моем замке кое-чемунаучило!

Олег с Гульчей остановились в рыбацком домике. Хозяин третьисутки был в море, женщины радостно приняли гостей — Олег тут же поднял забор,заменил подгнившие столбы, исправил ворот на стареньком колодце, поставилоградку, и женщины со слезами радости выпустили во двор уцелевших гусей.

Гульча убрала отведенную им комнату, вымыла, вычистила. КогдаОлег вернулся, закончив укреплять ворота, пол уже блестел чистотой.

— Не взяли денег, — сообщила она довольно. —Говорят, еще тебе должны за помощь. Ты здесь неплохо заработаешь, святойотшельничек.

— Купи у них гуся, — распорядился он. — Пустьзажарят, ты наверняка не умеешь. А за гуся заплати, ясно?

Гульча сверкнула очами, у нее это всегда хорошо получалось,исчезла. Вскоре он услышал хлопанье крыльев, истошный птичий крик, затемзашипело. Олег выглянул: Гульча поливала зарезанного гуся кипятком, другойрукой драла перья.

Олег наколол дров, помылся, дочь хозяйки, потупя глазки,подала ему полотенце. Олег ожидал, что немедленно появится Гульча, она всегдапоявлялась рядом, едва в одной комнате с Олегом оказывалась эта смазливенькаяпухленькая северянка, юная рыбачка, но с улицы донесся стук копыт, грубыйголос, в ответ что-то крикнула Гульча.