— Понимаю, Грайнор… Но, в конечном счете, Бормиас заслужил нашу жертву…

— Ума не приложу, почему это я обязан жертвовать ради него! — зло ответил Грайнор. — Если я и так отказался от планов на трон!

— Потому что… — прошептала Ева.

Слезы выступили на глазах. Хотелось умереть на месте. Прямо сейчас. Больше не мучиться, не предавать и не подставлять никого. Не стоять перед неразрешимой дилеммой. Не выбирать.

Умереть на руках у Грайнора… Это было бы так легко. Так хорошо.

Но закончить фразу она не успела — через весь зал к ним спешил Бормиас.

— Грайнор, какое счастье, что ты нашел ее! Ева, милая, где ты была?! Я уже начал волноваться…

— Ах, принц Бормиас, какое счастье, что вы нашли их! Я соскучилась по обоим! — словно из ниоткуда вынырнула Вериана и дружеским жестом обняла Еву за плечи.

Вериана еще пощебетала и оттащила злого Грайнора в сторону.

— Я не понимаю, что происходит, Ева! — почти рявкнул Бормиас, когда эта парочка скрылась за пышными юбками и камзолами гостей. — Где ты была все это время?

Ева вздохнула. Все, что она чувствовала сейчас — это страшную усталость и безнадежность.

— Просто вышла подышать на террасу, — ответила она. — Было душно.

Части нее очень хотелось рассказать о случившемся. Но тогда нужно было бы сказать и о том, чего хотела Вериана. То есть о чувствах к Грайнору тоже…

А этого было делать нельзя. По крайней мере — сейчас.

Выходит, единственным союзником, которому Ева могла довериться целиком, оставался Грайнор. Ева тихо сжала зубы.

Нет, Вериана, так тебе это не сойдет. Ты выиграла бой, но не войну. Еве пришлось согласиться на невозможные условия. Но она свяжется с Грайнором, и они придумают, что с этим делать.

Если, конечно, Грайнор захочет теперь с ней разговаривать…

— Ты сама не своя, — словно издалека услышала Ева голос Бормиаса. — Мы едем домой. Это не обсуждается.

Ева снова сжала зубы. Бормиас опять командовал, и рано или поздно с этим придется разбираться…

Но сил противостоять не было. Не устраивать же скандал, который тут же станет достоянием общественности.

Связаться с Грайнором не удалось ни через день, ни через два. Потому что на следующее утро поступило известие, что принц Грайнор уехал куда-то по каким-то делам. Куда и зачем — никто не знал. Бормиас лишь показал Еве письмо от брата, в котором тот извинялся за свое отсутствие в ближайшее время. И желал Бормиасу с невестой хорошо провести время до свадьбы.

Свою невесту он оставил развлекаться в столице.

Вернуться должен был, в лучшем случае, к свадьбе Бормиаса…

Фрайгир рвал и метал. Ведь теперь было непонятно, кто именно будет развлекать Вериану. Впрочем, сама принцесса по слухам (Ева напрочь отказалась встречаться с этой змеей) не очень переживала, быстро обзаведясь подружками.

И даже поклонниками, что вызвало очередной приступ добродушного гнева у Фрайгира.

— Так вы со своими поездками всех невест растеряете! — заявил он Бормиасу.

Ева не знала, что делать. Вернее, теперь это, напротив, стало очевидно. Грайнор в итоге отказался от нее. Остался один Бормиас.

Ну, а чего она хотела?

Сказать на балу, что есть особые обстоятельства — не успела из-за Бормиаса и Верианы. Грайнор уверен, что она просто в очередной раз решила дилемму в пользу Бормиаса.

Чего она хотела…

Хотела, чтобы Грайнор был рядом и придумал, что делать со всей этой ситуацией. Чтобы защитил ее от противной иноземной принцессы.

Чтобы они умчались подальше от всего… И Ева стала бы драконом с крыльями, пусть даже ей пришлось бы прятать свою прекрасную вторую ипостась всю жизнь. Ей верилось, что Грайнор нашел бы способ ее спрятать…

Только теперь Ева в полной мере поняла свои чувства к Грайнору.

Вернее — к обоим принцам.

До бесконечности ходя из угла в угол, она осознавала все их нюансы.

Конечно, она любит обоих. Бормиаса тоже — но больше как старшего брата, надежного друга. И немного — как мужчину. Он для нее «приемлемый вариант». Друг и брат, за которого можно выйти замуж, с которым можно прожить жизнь.

Грайнора же она любит как мужчину — в первую очередь. Как интересного и взбалмошного, сильного мужчину, который ей и друг тоже. Который оказался надежным другом! В котором есть все, что ей нужно, как бы ни началась когда-то их история.

Просто… любой друг и любой мужчина уйдет, если до бесконечности отвергать его.

Первые дни его отсутствия Ева еще рыдала. Пыталась узнать, где он (в тайне от Бормиаса), написать письмо. Много что пыталась… Но все было бесполезно.

Потом она перестала рыдать. Просто ощущала, что ее сердце превратилось в рваную незаживающую рану. Плакала не она — плакала драконица у нее внутри. Хотя по легендам драконы не умели плакать…

Иногда Бормиас вывозил ее поразвлекаться. Тогда Ева старалась быть веселой и непринужденной. Ведь деться-то ей некуда…

Рассказать всю правду Бормиасу — значит, в очередной раз ранить хорошего человека. Может, Вериана вообще была права, что лучше все оставить, как есть. Что Ева недостойна личного счастья, раз столько раз выбирала старшего принца, не отважившись пойти навстречу своему истинному чувству. Мерзкая принцесса, возможно, была права… Эта мысль тоже убивала.

Так прошли две недели.

А к свадьбе Ева успокоилась. Сердце приняло неизбежное. Смирилось с убивающей необходимостью. Она сама сломала свое счастье. Из-за страхов. Из-за принципов. Из-за нежелания пойти за своим сердцем, отважиться на истинное счастье!

И теперь ей нести за это ответственность. Сделать так, чтоб хотя бы Бормиас был счастлив с ней.

Она словно умерла внутри. Лишь по вечерам мысленно разговаривала с Грайнором и просила его быть счастливым. Раз уж она сама не может.

Хотела весь удар взять на себя, хоть и понимала, что это невозможно.

А в вечер перед свадьбой, когда Ева примеряла платье, пришла весть, что Грайнор вернулся, чтобы присутствовать на ней вместе с Верианой.

Что же… Вот так. Как есть. Этого уже не изменить.

* * *

И все же… Все же… Ева была рада, что Грайнор приехал. Что он будет на свадьбе. Это как будто поддерживало. В голове рождались сумасшедшие мысли, что взбалмошный принц придумает что-нибудь. И в итоге все разрешится наилучшим образом…

Знала, что этого не случится. Что между ней и Грайнором теперь — пропасть. Но сердце не желало отчаяться. Надежда — глупая и ненужная — растекалась в душе.

К тому же просто увидеть его, встретиться глазами — уже счастье. И от этого Еву заливала неудержимая золотая радость. Неуместная. Безумная. Но она порой даже перевешивала чувство все горькие чувства и мысли.