Угадайте, за кого я вышла? Вон он там, возле сейфа, с шестизарядным за поясом, этот салун — наша общая собственность. Шериф. Но он бросил работу, когда увидел, что в салунах можно зарабатывать намного больше денег, и через десять лет, когда открыли Комстокскую жилу, мы приехали сюда, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что из этих голодных шахтеров после смены можно выжать кучу денег. Но я все спрашиваю себя, почему вышла за него, если так любила Дика и собрала тогда все мужество и убежала с ним, вся в мечтах. Нам пришлось уехать из Калифорнии, которую я так любила, потому что его повсюду разыскивали за убийство — если бы его поймали, то повесили бы, и мы приехали в Неваду, которая тогда еще не была штатом или даже районом. Пока ни одна душа не знала, что находится под этой горой, Невада была просто графством в штате Юта, и мы долго скитались без гроша в кармане, а голод — не тетка. И тогда Дик снова стал Рамерресом, и я испугалась, представив ту жизнь, которая меня ждала: вечно прятаться, убегать и бояться, и я бросила его и приползла обратно в Калифорнию, и Джек простил меня, и я поняла, что он и вправду любит меня, потому что знал, что я никогда не полюблю его так, как Дика, а все равно любил, и я его зауважала, но это же не значит, что я должна выйти за него. Но я вышла. Вначале мы вроде как расписались в Клауди у настоящего мирового судьи, хотя у Джека была жена в Новом Орлеане, но я решила, что пусть уж все будет всерьез, а потом она умерла, так что теперь я — настоящая миссис Рэнс, причем уже давно. Но моя жизнь закончилась в Неваде, пятнадцать лет назад. Иногда я лежу рядом с Джеком и всю ночь не могу сомкнуть глаз. Там, в горах, козлы выбегают на плоские жестяные крыши, как у нас на доме, и я просыпаюсь от стука копыт и начинаю думать, что надо было остаться с Диком, хоть он и вернулся к разбойной жизни. Может, я мало думала о себе. А может, просто не хватило смелости. Дик все время вот эти стихи читал:

Не меркнет свет звезды, увиденной однажды,

Мы на земле большой родиться можем дважды.

— Теперь я часто повторяю их про себя. — Она взяла Марыну за руку и крепко сжала. — Но это неправда.

— Марына! — позвал Рышард.

Взглядом дав ему понять, что не происходит никакой «сцены» и что ее не нужно спасать, Марына представила их друг другу.

— Муж ваш? — спросила Минни. — Я видела, как вы с ним выходили из отеля.

— Мой бандит.

— Вот оно что, — сказала женщина.

— О чем это вы здесь беседуете? — нервно спросил Рышард. — Или, может, вы не хотите посвящать мужчину в свои женские тайны?

— И вы собираетесь совершить ту же ошибку?

— Да, похоже на то.

— Дамы, дамы, — сказал Рышард, встревожившись. — Марына, уже поздно. Ты, наверное, устала. Давай, я отведу тебя в отель.

— А говорит как муж, — сказала Минни.

— Потому, возможно, что это и не ошибка.

— Вам виднее. Вы — красавица. Звезда. Все вас любят. Вы можете делать все, что душе угодно.

— Все? Нет, не все.

Мисс Коллингридж, пахнущая козлом, встала рядом с Рышардом:

— Мадам Марина, вам что-нибудь нужно?

— По-моему, она тоже хочет, чтобы вы вернулись в отель, — сказала Минни.

Этот вопрос Рышард мысленно задавал ей уже несколько дней. Этот вопрос… Наконец, когда они вернулись в отель и занялись любовью, он все же спросил:

— Ты не хочешь, чтобы я остался с тобой, так ведь?

Он уже мысленно слышал ответ Марыны. Но все равно удивился.

— Нет.

— Но ты же любишь меня! — воскликнул он.

— Да, люблю. И ты подарил мне много счастья. Но, как бы сказать, это à deux[83]не имеет и никогда не сможет иметь для меня большого значения. Теперь я это понимаю. Déformation professionelle[84], если угодно. Я хочу любить и быть любимой (а кто не хочет?), но мне нужен покой… внутренний. А с тобой я буду волноваться, не скучно ли тебе, не встревожен ли ты, не мало ли ты пишешь? И буду права. Что ты написал за последний месяц, за исключением статей обо мне?

— Какая разница! Я слишком счастлив, чтобы писать!

— Разница есть. Сочинительство — твоя жизнь, а театр — моя. Тебе не нужна та жизнь, которую я веду. Сейчас ты не ведаешь об этом, но скоро узнаешь — через полгода, не позже чем через год. Ты не создан быть супругом актрисы. Поверь, это ненадолго.

— Говори за себя, невыносимое создание! — Он стукнул рукой по оконной раме.

— Что я слышу, Рышард? Неужто звенят кристаллы, опадающие с зимней ветки?

— О, Марына!

— Ты спрашиваешь — и у тебя есть на это все права, — действительно ли я люблю тебя. И я хочу сказать — о любимый мой Рышард, — ты знаешь, что я хочу сказать. И это желание — тоже любовь, хотя и не та, которую ты имеешь в виду. Но правда в том, что я никогда точно не знаю, что чувствую, когда я не на сцене. Нет, не так. Мне интересно, жалко, мне страстно хочется нравиться — все на свете. Но любовь, о которой ты говоришь, которой ты хочешь от меня… Не уверена. Я знаю, что не чувствую той любви, которую изображаю перед публикой. Возможно, я вообще ничего не чувствую.

— Марына, любовь моя, ты никогда не убедишь меня в этом. Я сжимал тебя в объятиях, видел твое лицо таким, каким его не видел никто на свете… — Он запнулся. «Никто?» — спросил он самого себя. А затем продолжил: — Марына, я знаю тебя.

— Да, — сказала она, — сейчас я много чувствую, и эти чувства обращены к тебе и больше ни к кому. Но я также чувствую, как они уклоняются от тебя и снова вливаются в тех персонажей, которых я создаю на сцене. Ты так много дал мне, дорогой мой Рышард!

— Ты делаешь меня совершенно несчастным!

— Возможно, — задумчиво сказала она. — Я думала, что больше никогда не познаю любви, и поэтому не хотела больше играть. Думала, что смогу отказаться. Но теперь я вновь познала ее и…

— И что?

— И никогда не забуду о ней.

— Ты собираешься жить воспоминаниями о нашей любви? Этого для тебя достаточно, Марына?

— Пожалуй. Актеры мало интересуются реальной жизнью. Нам хочется просто играть.

— И ты считаешь, что я помешаю твоей карьере? Буду тебя отвлекать?

— Нет-нет, я просто не хочу тебя обманывать.

— Понятно. Ты прогоняешь меня ради моего же блага.

— Я этого не говорила, — сказала она.

— На самом же деле я думаю, что ты прогоняешь меня ради собственного блага. Только у тебя не хватит мужества это признать. Нет, Марына, настоящая причина, по которой ты отвергаешь меня, не имеет никакого отношения к заботе о моем счастье.