Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо вам, люди добрые! – прижимала я руки к сердцу. – Я вам так благодарна за то, что не замерзну ночью! Спасибо! Земной поклон вам!
«Ага! Скоро и наша любимая телогрейка появится! Что кушать любимый будет?» – счастливо вздохнула Интуиция, пока растроганные люди, расходились по своим делам.
Я нежно помешивала целый котел супа, приготовленный с любовью. Кроме любви в нем плавали морковь, мясо, картошка, помидоры, капуста и свекла. Моя любовь измерялась в литрах и имела приятный цвет и привкус борща. Я сложила руки на груди, благодаря небеса за то, что это – первый мужик в моей жизни, который ест то, что дают! Молча и с аппетитом! Какое счастье, что это – не дохлятина, которая погибает над полной тарелкой, гундосно причитая: «Я не могу… Я не буду… Зачем мне столько…», не капризный селекционер, выбирающий самое вкусненькое, а остальное отодвигая, мол, не-е-ет. Не маменькин принц, каждая съеденная ложка которого сопровождается укором в глазах: «Лучше бы у моей мамочки поучилась готовить!», не гурман, который ненароком заметит, что сегодня не то, что вчера, и вчера было вкуснее, и даже не брезгливый ипохондрик, которому то горячо, то холодно, то волос, то хрящик, то капуста не так покрошена, то лук не по нормативу. Мое счастье кушает все, и харчами не перебирает.
– А чем так вкусно пахнет, Импэра? – услышала я знакомый голос.
– Неприятностями, которые были здесь буквально пару часов назад. Отличные, отменные, свежие неприятности, с пылу с жару! – философски заметила я, готовя тарелку и ложку. – Понимаешь, я сочинила красивые стихи, посвященные лорду Бастиану, и мне очень хотелось бы посмотреть, как они будет смотреться на его надгробном камне.
Убийца рассмеялся.
– Импэра! Запомни, даже самая плохая власть лучше безвластия, – заметил он, притягивая меня к себе за талию. – Даже самый плохой закон лучше беззакония. Закон – мой работодатель. Люди с грязной совестью и чистыми руками не хотят иметь проблем с законом и бросать тень на свою репутацию, поэтому нанимают тех, у кого грязные руки, но чистая совесть.
– Иди, мой грязные руки и садись кушать! С чистой совестью! – вздохнула я, понимая, что в целом он прав, как бы цинично это ни звучало.
– На днях Совет заявил, что ты не просто бесполезна, но еще и опасна. Они приревновали к тебе свой угнетенный народ. Но наш друг вынужден был заступиться за тебя, страстно отговаривая их от расправы над тобой, – заметил мой едок, деликатно дегустируя мою стряпню.
На дне пустого котелка лежала ложка, а меня держали за руки, поглаживая почти зажившую царапину линии жизни. Повязка на глазах давила на меня странными мыслями.
– Я вот думаю, – тихо начал свет ночей моих, сплетая наши пальцы. – Почему ты такая?
Вопрос не ко мне, а к жизненному опыту. Жизненный опыт занервничал, поглядывая на Обстоятельства. Обстоятельства пожали плечами и посмотрели на Совесть. Совесть молчала, и я решила тоже промолчать, слегка покачнувшись и сжимая чужие руки. Меня обняли и прижали к себе, поглаживая по голове. Я чувствовала его дыхание в своих волосах и упиралась лбом в его грудь. Я никогда тебе это не скажу вслух. Я никогда не попрошу тебя об этом. Просто будь. «И, желательно, рядом! И, желательно, моим!» – заметила Интуиция, пока я сжимала до боли ткань чужой одежды.
Когда кто-то стоит за спиной, это означает, что первый удар примешь ты. Те, кто хотят поддержать – стоят рядом и сжимают твою руку. Те, кто хотят защитить, закрывают тебя собой, стоя впереди тебя.
– Я… боюсь… – шепотом созналась я, закусив губу и тяжело вздыхая. – Я боюсь будущего.
– Чего ты боишься? – меня взяли на руки.
– Я боюсь, что его нет, – задумчиво шептала я, чувствуя, как мне в руку осторожно вкладывают мой шарик и золотую цепь. – Я всегда была уверена, что оно есть. Я приблизительно знала, что будет завтра. У меня даже получалось строить планы. Я не могу понять, что происходит с моей жизнью… Или она обесценилась, либо выросли цены на все: на счастье, радость, любовь, спокойствие, уверенность в завтрашнем дне. Раньше они были такими дешевыми. А теперь понимаешь, что они тебе больше не по карману.
– Знаешь, Импэра, если тебе предлагают что-то очень ценное недорого, то это означает, что либо оно ворованное, либо оно поддельное. Или не твое, или – иллюзия, – услышала я шепот. – Не каждый может предложить что-то ценное.
– А что ты можешь предложить ценного? – вздохнула я, украдкой улыбаясь.
– Ничего, Импэра, – послышался ответ. Хотя бы честно. А то предлагают, как на рынке, нахваливая свой товар, а потом ведут себя, как последний мужик на земле. «Последний мужик на земле» может позволить себе все, но, увы, не финансово. «Последний мужик на земле» не умеет вести, зато прекрасно умеет подводить. «Последний мужик на земле» не умеет поддержать, зато прекрасно знает, за что тебя можно подержать. Он свято верит в то, что за ним выстроилась женская очередь, опоясывающая весь земной шар, завидующая тебе, счастливице, со страшной силой. И стоит тебе отвернуться, как его тут же отобьют и уведут. Обычно в таких случаях я внимательно смотрю в окно, чтобы увидеть очередь, в конец которой уже ходит рейсовый набитый битком автобус.
– Я не могу дать тебе спокойствие, радость, счастье. Я не могу дать тебе то, чего у меня самого нет. Но я попробую дать тебе то, – шептал голос, целуя меня в щеку, – то, что у меня есть. Я не знаю, подлинное оно или нет.
И меня стали поцелуем убеждать в подлинности. «Хм! – заметила Интуиция, превращаясь в оценщика и разводя руками. – Либо это очень качественная подделка, либо это настоящее! На рынке чувств сейчас очень много подделок, поэтому встретить что-то настоящее – большая удача! Но вы всегда можете обратиться к экспертам со стороны! Они всегда готовы оценить подлинность! Им со стороны всегда видней!» «Подскажите, сторону, с какой видней, чтобы я не поворачивалась к ней спиной!» – улыбнулась я, подставляя лицо и шею под поцелуи, как под солнечные лучи, перебирая пальцами чужие длинные волосы.
– У меня тоже для тебя кое-что есть, – заволновалась я, вдыхая их запах и целуя их макушку. – Я не могу судить, настоящее оно или нет, потому что никогда не видела, как выглядит это настоящее. Так что…
Мне почему-то стало немного смешно, потому что я увидела это все со стороны.
– Знаешь, сейчас два человека меняются чем-то ценным, будучи неуверенными в подлинности, как получаемого, так и отдаваемого. Это звучит смешно, – прошептала я, пытаясь всеми силами и со всей нежностью доказать подлинность своего подарка.
– Время покажет…
«Так, чем ты это сказал? Выше! Выше! О! Попала»! – рассмеялась Интуиция, когда я дотянулась до чужих губ, снова лаская пальцами чужое лицо.
– Если судить о ценности, то она всегда относительна, – вошла во вкус философии я, облизывая свои губы. – И если рассматривать ее с точки зрения…
Мне положили руку на губы, зажимая мой рот и расстегивая платье.
– Ты продолжай, Импэра. Мне сейчас очень интересно. Так что, если рассматривать относительную ценность с точки зрения чего? – слышала я тихий смех, который спускался все ниже и ниже, отмечая свой маршрут поцелуями.