Дальше стало возможным движение вперед. «Болото» снова было пусть и очень мокрой, но вполне способной выдержать вес человека землей, исчезли хватательные конечности. Вокруг стало по-осеннему пусто, тихо и тоскливо. И они двинулись.

– Теперь понятно, почему ведьмы именно это место выбрали, – Георгий, чуть задержавшись, дождался отца Михаила и теперь вышагивал рядом, периодически теребя и устраивая поудобней ремень дробовика на плече. – Не в смысле того, что место специфическое, обитель оскверненная и все такое. С точки зрения обороны очень грамотно, не могу не признать. Открытое пространство, скрытно не подберешься, все как на ладони. Опять же, места очень подходящие для «стихийного» колдовства, для магии их поганой, на силы природы, завязанной да на всякую мелкую дикую нечисть. Слава богу еще, что они так действуют, а не с применением чего посовременнее – да без всякого колдовства. Разместили бы на валу пару пулеметов или гранатомет, к примеру, автоматический…

– Я тебя прошу, Георгий! Вот только не надо таких подсказок! Кто тебя вообще за язык тянет! – осерчавший, похоже, не на шутку священник даже повысил голос. – Помолчал бы лучше уже! Не накликать бы!

– Накликать – это, батюшка, суеверие!

– Это, сын мой, житейская мудрость и печальный опыт! Уж ты бы мог знать, что стоит что-то такое ляпнуть, как неприятностей себе на… голову не оберешься! На войне особенно.

– Да ладно вам, мы ж тоже не дурачки, от любых вариантов страхуемся… Оп-па! Неужто хозяева себя явить изволили? А то мы стучимся-стучимся – да когда ж встречать выйдут? Волноваться уже начали…

Три фигуры появились из пролома старинной монастырской стены, возвышавшейся на гребне холма, к которому братья подошли уже практически вплотную, и стали неторопливо спускаться навстречу пришедшим. Фигуры, что уж тут скажешь – все, как одна, весьма колоритные. Впереди всех мягко, по-кошачьи плавно, вроде бы даже не пригибая высокую сухую траву, двигался… Японец? Китаец? Кто-то другой? Короче, какой-то из сынов таинственного Востока, причем очень дальнего. Алексей знал, что люди, долгое время общавшиеся с различными выходцами из Азии, никогда в жизни не перепутают уроженца Страны восходящего солнца с жителем Поднебесной, корейца не назовут вьетнамцем. Ну, он-то подобными специфическими познаниями не обладал. Да и не так уж это важно было в данном случае. Гораздо интереснее было то, с чем шагающий к ним вышел встречать гостей.

В обеих руках азиата красовались нунчаку. И, конечно же, это были не те убогие, сляпанные в кухне на коленке (из ножек кухонного же табурета зачастую) подобия восточного сельхозинвентаря, которое свободолюбивые окинавские крестьяне сумели превратить в грозное оружие, какие Алексею не раз доводилось конфисковывать у отечественных бандюков. «Выстрелив» обеими нунчаку из-под рук, восточный воин на ходу принялся выписывать ими замысловатые круги, «восьмерки» и иные фигуры, одно созерцание которых, как видно, должно было напугать потенциальных противников до икоты и «медвежьей болезни». При этом даже в скудном свете скатывающегося за горизонт осеннего солнца на черном полированном дереве взблескивали символы и знаки, явно не относившиеся к какому-либо из иероглифических алфавитов. Похоже, оружие было разукрашено как раз колдовскими письменами и, соответственно, «накачано» черной магией «по полной программе».

Второй из бойцов был еще интереснее. Мало того что рост его превышал, пожалуй, два метра, мало того что кожа его была черной, как смоль (что само по себе смотрелось довольно дико в промозглых полях Черниговщины) – вооружен он был еще поэкзотичнее своего «коллеги». Оружие тоже было парным, но были это клинки. Точно классифицировать их Алексею удалось с первого взгляда. Крисы! Загадочные и зловещие короткие мечи, особо ценимые колдунами и магами. Волнистые лезвия, схожие с языками пламени покрыты таинственным узором «памор», который наносится не абы какой, а в строгом соответствии с тем, кем является будущий владелец. Вспомнив то, что ему было известно об этом оружии, Алексей задался вопросом: «А был ли при создании этих клинков проведен самый гнусный из старинных ритуалов по изготовлению криса – умерщвление девственниц, для вселения их душ в клинки?» Почему-то не вызывало сомнений, что в данном случае – был…

Самым обычным из всех был третий «встречающий». Расы он был явно европеоидной, а какого конкретно роду-племени – поди разбери на глазок. Одет в самый обычный костюм делового покроя, даже с галстуком, кажется – в отличие от азиата, напялившего на себя некоторое подобие ниндзюцкого костюмчика, разве что только без маски, и негра, облаченного во что-то вроде восточного халата. Никакого экзотического «холодняка» при нем тоже не усматривалось – на плече он нес явно тяжелый сверток, который затем скинул прямо в траву, себе под ноги. Ну, скорее не скинул, а все-таки положил достаточно аккуратно. Из чего Алексей сделал для себя вывод, что это, скорее всего – тоже оружие. Вот только как бы не огнестрельное. Кстати, освободившись от ноши, третий боец (а в том, что это именно боец, сомневаться не приходилось, несмотря на серую неприметность облика) спокойно остановился на середине склона, выбрав для себя роль зрителя. Пока, во всяком случае…

– Что это, блин, за цирк уродов такой? – подошедший и ставший плечом к плечу с Алексеем Георгий не скрывал своего удивления.

– А это, видать, личная гвардия самой Лили. По всему свету помоталась, лично отбирала, видать… худших из худших, темнейших из темных, – присоединившийся к разговору отец Михаил высказал свое мнение. – Вот и набрала всякой твари… ну, пусть не по паре, но нам и этих достаточно. Чего-то думается мне, что переговоры вести и сдаться предлагать тут бесполезно.

– Кому молитвы читаем? – отца Александра в данной ситуации интересовал аспект сугубо практический. Как и все священники Братства, он был настроен на боевую работу и готовился выполнять свою часть в ней.

– Архистратигу Михаилу сейчас помолимся, ну, а как сойдутся в бою, будем «С нами Бог, разумейте, языцы, и покаряйтеся» читать. Очень в данном случае соответственно…

– Посторонись, братие! – вперед из рядов выдвинулись Петр и Павел, неторопливо направляясь к врагу. С противниками они, похоже, уже определились. Павел шел к азиату, а Петр готовился встретиться с чернокожим гигантом. Меч, покинувший ножны, играл в его правой руке тусклыми бликами старого серебра.

– Палочки, говоришь? Рис молотить? Ну, ну… Давай разберемся, по-простому, по-крестьянски, значит. Давай! – шагая к вертящему со скоростью взбесившейся ветряной мельницы нунчаку бойцу, Павел приговаривал это спокойно, чуть ли не ласково, при этом с легкостью перебрасывая из руки в руку свой оглоблеобразный посох. Вряд ли азиат понял хоть что-то из сказанного, а, может, как раз понял, и сравнение с крестьянином оскорбило его до невозможности? Но в атаку он кинулся резво, визжа ошпаренным котом что-то на родном, как видно, наречии – то ли боевые заклинания, то ли ответные оскорбления в адрес врага. Движения нунчаку, и до этого бывшие быстрыми практически до полной неразличимости, стали как будто бы еще быстрее. Шквал ударов, обрушившийся на монаха, должен был бы, наверное, в считанные секунды разнести его посох в мельчайшие щепки, а самого его превратить в кровоточащий кусок плоти с начисто переломанными костями. Вот только…