У Бориса Чемберлена были накачанные мускулы, у Блатта – ничего такого, но, судя по тому, что я видел, именно Блатт, скорее всего, и был альфа-самцом в группе. А альфы – они от природы не только доминируют, они еще и защищают своих, так что к кому и обращаться за поддержкой, как не к нему, если тебе угрожают?

Особенно если результатом твоих отношений с альфой стал ребенок.

Правда, есть еще Зебра Младший, о котором я не знаю совсем ничего.

Если кому-то из них грозит опасность, то надо их поскорее предупредить.

А если кто-то из них окажется отцом Рамблы, а заодно и убийцей, то тем более любопытно будет взглянуть ему в глаза еще до того, как все будет раскрыто.

Короче, пришло время для повторного визита в клуб «Вирго Вирго».

* * *

В одиннадцать утра я въехал в Вэлли. На стоянке через дорогу от бара как раз осталось одно парковочное место, сам бар стоял по отношению к нему на десять ярдов западнее и имел слегка таинственный вид.

На дверях, прямо на баннере с надписью «Счастливый час!!» красовалось объявление:

Не выходя из машины, я достал телефон и стал рыться в нем в поисках личных данных Марвина Блатта. Пусто. Я перебрал все: Чарльз, Чак и Чак-о. Последнее привело меня все на тот же сайт «Одинокого Стона», и я принялся обдумывать, какой шаг мне предпринять дальше, когда возле бара показался человек. Лет семидесяти с лишним, лицо, как у бассета, синий костюм, затертый до жирного блеска, белая рубашка и смятый галстук. Бухарик со склонностью к истории – Ллойд. Может быть, он в курсе и других событий, не столь давних… Я уже готовился бежать к нему через улицу, когда он подошел к двери бара и потянул ее на себя. Дверь распахнулась, он скрылся за ней, а через пару минут снова вышел – в руке у него был бумажный кулек, до того крошечный, что даже не скрывал завернутую в него бутылку. Напиток янтарного цвета, стеклянное горлышко блестит на солнце.

Уходить он не спешил – стоял и разговаривал с кем-то внутри «Вирго Вирго». Его собеседник подошел ближе к двери. Я увидел мягкие черты лица Чак-о Блатта.

На моих глазах Ллойд сунул в карман руку, достал мелочь и сделал попытку расплатиться. Но Блатт помотал головой, похлопал старика по плечу, отступил назад и закрыл дверь.

Ллойд, по-утиному переваливаясь с боку на бок, побрел восвояси, прижимая к себе свое сокровище.

Моя очередь.

* * *

Чак-о был за стойкой, упаковывал в коробки спиртное. Сцена опустела. Ударная установка исчезла. Одинокая электрическая лампочка придавала бару сходство с погребом.

– Раздаете инвентарь? – спросил я.

Блатт оторвался от работы и замер, изучая меня. Потом повернулся, снял с полки у себя за спиной бутылку «Краун Ройял» и опустил ее в коробку на стойке.

– Я только что видел Ллойда… – сказал я.

Блатт положил на стойку обе ладони.

– Ллойд – неизлечимый алкоголик; пьянство – его основное занятие, которое он считает своей профессией. Вот почему он больше не зарабатывает круглую шестизначную сумму в год, продавая страховки. И по той же самой причине я уже давно перестал пытаться лечить ему мозги. Так что если он приходит сюда и клянчит своего «Джеки Ди», то что мне прикажете делать? – Он обвел глазами комнату. – Да и все равно уже все кончено.

– Из-за Винки?

Он клацнул зубами.

– Вот что я вам скажу, друг мой психологический, – по-моему, это довольно жестоко, врываться в чужую жизнь и задавать вопросы, зная, что у группы только что умер певец. Как, по-вашему? Или вы пришли сказать мне об этом что-то новое? Типа, вы знаете, кто разрушил мой мир, подняв руку на светлейшее, нежнейшее человеческое существо, какое только ступало когда-нибудь по этой богом забытой планете?

Сунув руку в коробку, он выхватил из нее ту самую бутылку, которую минуту назад бережно туда поставил, и швырнул ее через всю комнату. Бутылка ударилась в стену как раз за тем местом, где когда-то стояла ударная установка группы, и разбилась вдребезги, снеся заодно изрядный кусок штукатурки. Осколки посыпались на деревянную сцену, их звон был похож на глиссандо, исполненное на виброфоне.

Чак-о Блатт продолжал:

– К черту весь этот мир и всех придурков, которые живут в нем. – Он отвернулся, схватил с полки бутылку водки и сунул ее в коробку.

– Хорошо еще, что с Борисом все обошлось, – сказал я.

Он повернулся ко мне, бешено сверкая глазами.

– Что?

– Так вы ничего не слышали?

– Чего я не слышал? – Блатт вдруг выскочил из-за стойки, держа перед собой согнутые в локтях руки, сжатые в кулаки на уровне пояса. – Не валяй дурака, приятель, это тебе не игрушки. Если тебе есть что мне рассказать, так валяй, выкладывай.

Я рассказал ему о покушении на Чемберлена.

Руки его повисли.

– Да что же это за чертовщина происходит?

– Хотел бы я знать…

– Думаете, я знаю ответы? Да я и про Винки-то узнал потому только, что его чек – деньги, которые я плачу ему за понедельничные концерты, – был все еще прижат магнитом к холодильнику. Этот идиот был безнадежен во всем, что касалось финансов, мне приходилось прямо-таки заставлять его обналичивать эти чеки, чтобы у меня в бухгалтерии все сошлось. Копы нашли эти чеки, решили, что я его работодатель, и явились сюда с новостью – какой-то здоровый, толстый парень так и выпалил мне: вашего друга только что застрелили до смерти. Меня чуть инфаркт не хватил, точно вам говорю, думал, тут и отдам богу душу. – Он стукнул себя в грудь. – И тут я сообразил: он пришел ко мне либо потому, что подозревает меня, либо надеется услышать от меня ответы на свои вопросы. Винки убили, а я должен знать кто?

Дверь в бар распахнулась. Какой-то человек вошел внутрь и направился к нам. С трудом переставляя металлические костыли с налокотниками. Худой, среднего возраста, светлые волосы аккуратно разделены на пробор, такие же светлые мохнатые брови, оксфордская голубая рубашка с застежкой донизу, отутюженные джинсы и белые кроссовки. Тяжело продвигаясь вперед, мужчина решительно улыбался, стараясь сохранить достоинство. Коротко глянув на меня, он установил более продолжительный зрительный контакт с Блаттом.

Неужели тоже завсегдатай, любитель дешевого пойла? Чистая, отутюженная одежда не выдавала в нем запойного алкоголика, но я достаточно повидал на своем веку и потому не спешил с выводами.

Когда он подошел ближе, я увидел, что его глаза подернуты сеткой кровеносных сосудов, а лицо бледное – неестественной бледностью, от которой кожа казалась почти прозрачной. Как будто из нее выкачали всю кровь.

Чак-о вздохнул и сказал:

– Привет, парень.

Новоприбывший доковылял до ближайшего стула, с трудом опустился на него и не спеша сложил рядом костыли. Устроившись, снова бросил на меня взгляд.