Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тэтчер приходилось ломать коллег. Некоторых из них просто физически рвало в предчувствии ее знаменитой сумочки (и опасения, что Тэтчер выставит их менее компетентными в их собственной сфере ответственности, чем она сама). Она могла заявить в начале заседания, решительно поставив сумочку на стол: «У меня сегодня мало времени. Хватает только на то, чтобы взорваться и добиться своего!» И если она своего не добивалась, то была в ярости: «Они не делают того, что я говорю!»
За всем этим стояло твердое убеждение в собственной правоте (поражение в 1990 году она объясняла тем, что «те, кто верил, ушли»), а еще неприятие уютненького «ты мне, я тебе» и какого-либо консенсуса, последние она расценивала как методы, в предыдущие десятилетия приведшие страну в тупик. О таких соглашателях она говорила: «Я называю их квислингами и предателями». За несколько месяцев до того, как Тэтчер стала премьер-министром, она заявила в интервью воскресной газете The Observer: «Мне необходимо единство. Должна быть преданность избранной цели, соглашение о направлении движения. Мой долг как лидера — вдохновить на это. Если выбрать команду, в которой есть принципиальное несогласие, невозможно будет выполнить программу, невозможно будет управлять. Кабинет должен быть основан на чем-то большем, чем прагматизм и консенсус. Это должен быть убежденный кабинет. Как премьер-министр, я не могу тратить время на споры».
Маргарет гордилась своим статусом аутсайдера, как-то сказав собеседнику:
— Вы знаете, я так горжусь тем, что не принадлежу к вашему классу.
— О каком классе вы говорите, премьер-министр?
— О верхушке среднего класса, которая видит точку зрения каждого, но не имеет собственной точки зрения.
Соответственно, с такими людьми следовало поступать жестко: «Иногда премьер-министр должен устрашать. Ведь бессмысленно же быть чем-то мягким и пассивным в председательском кресле». Для нее, по ее собственному свидетельству, вся жизнь была ежедневной борьбой, и даже когда она была вынуждена подать в отставку, то сказала: «Еще столько всего надо было сделать!» И стоит согласиться с теми, кто считает, что Тэтчер не была консервативной в своей политике, что она совершила революцию в стране — и именно за это ее и любят, и ненавидят. Но так бывает со всеми революционерами.
Поинтересуйтесь историей должности премьер-министра и легко поймете, что обвинения Маргарет Тэтчер в том, что она «нарушила традицию», «не следовала правилам кабинетного правительства» на самом деле не имеют под собой особого обоснования. Замечания, что премьер-министр ведет себя как могущественный монарх, звучат по меньшей мере со времени пребывания на этой должности сэра Роберта Пиля, то есть с сороковых годов ХІХ века. В конце того же века в биографии первого британского премьер-министра Роберта Уолпола авторства Джона Морли великий либеральный премьер, Уильям Гладстон, подготовил главу о кабинете, где писал следующее: «Гибкость кабинетной системы позволяет премьер-министру приобрести власть не меньшую, чем у диктатора, если, конечно, палата общин его поддерживает». А в середине ХХ века, в 1965 году, книга, посвященная британской конституции, описывает премьер-министра как «избранного монарха». Что же до заявления канцлера Тэтчер Найджела Лоусона, мол, «ее привычка принимать важные решения во время встреч меньших групп, а не во время заседаний кабинета, зашла слишком далеко»[43], то это практически один в один описание «правительства на диване»[44] Тони Блэра. Так что ничего нового в modus operandi Маргарет Тэтчер на ее посту не было.
До сих пор ведутся споры не только о роли Тэтчер в истории Британии, но и о том, какое место она в ней занимает. В годы, непосредственно следующие за ее отставкой, нередки были попытки списать ее в примечания к страницам истории страны. Сейчас странно слышать, что в 1991 году о ней говорили, мол «она еле-еле средний премьер-министр, хуже Эттли или Асквита и получше Макмиллана и Вильсона». В 1995 году журналист Эндрю Марр (известный телеведущий и автор нескольких очень хороших документальных сериалов об истории Британии и мира и книг на их основе) писал: «Пять лет прошло. Нет памятника баронессе Тэтчер. Женщина, ставшая политическим иконоборцем, радикальной силой мирового класса, унижена до уровня изгнанника-Стюарта, неустанно путешествующего и вспоминающего о былой славе».[45]
Наследие Тэтчер списывали со счетов истории после финансового кризиса 2008 года, так как якобы именно в результате ее усилий финансовый сектор столь раздулся в стране, и теперь он несомненно должен ужаться, соответственно ужав и репутацию «Мэгги». Однако эпопея выхода Британии из Европейского союза вернула под прожекторы общественного мнения евроскептицизм Тэтчер, который, казалось бы, оказался оправдан ходом истории и подкреплен мнением большинства британцев. Но все вышло сложнее. Значительная часть британской элиты, которая до сих пор отказывается смириться с результатом референдума, всегда с большим сомнением относилась к Тэтчер. Тем не менее и она пыталась привлечь в качестве аргумента память об одном из выдающихся политиков прошлых десятилетий, акцентируя внимание на раннем евроэнтузиазме Тэтчер, ее агитации «за Европу» в референдуме 1975 года и ее роли в «углублении европейской интеграции» с созданием единого европейского рынка.
Автор этой книги с грустью должен признать, что огромное большинство людей формируют представление об истории и исторических фигурах не из книг, но из того, как эти фигуры и события, связанные с ними, отражены в массовой культуре. Тэтчер с первых дней на посту премьера стала мишенью карикатуристов. Они вцепились в возможности, которые предоставляли природные черты объекта их изображения: острые углы и несколько длинноватый нос. Но если политические карикатуристы справа лишь слегка утрировали эти черты и часто фокусировались на знаменитых сумочках Маргарет, то слева был истинный полет творческой фантазии. Нос удлинялся до невозможности, превращаясь то в клюв хищной птицы, то в клюв птеродактиля — эти два варианта расчеловечивания политического противника оказались особенно популярны и продержались на полосах газет до конца тысячелетия. Еще дальше пошли создатели телешоу Spitting Image (что можно понимать и как «вылитая копия», и как «образ, на который плевать»). В русскоязычном медиапространстве его ремейком стало телешоу «Куклы», довольно быстро прекратившее существование после непочтительного отображения образа тогдашнего новоизбранного президента России Путина. Естественно, в Британии не было и речи о закрытии сатирического шоу, как-никак, свобода слова. И его создатели оттоптались по нелюбимому ими премьер-министру по полной.