мой упал на историю Тени, лежащую на столе рядом с запиской моего ангела. И вернул меня к размышлениям о его появлении здесь. Вернее, нет — о его жизни на земле. Вот если бы Игорь остался совсем один — без нас, без Дары? Если бы его никто не защищал? Если бы его никто не пытался понять? Если бы ему никто не объяснил его природу? Если бы его оставили наедине с наблюдателем, которого к нему, без всякого сомнения, приставили. А если тот еще таким, как у Игоря, оказался…

И тогда мне в голову пришла вторая мысль, которая во многом определила все последующие события. И мой ангел сам виноват, что я с ним не посоветовалась — нужно было быстрее возвращаться. А я честно исполнила его просьбу, изложенную в записке.

Ко мне уже приходило это кристально ясное осознание того, что нужно делать — когда мой ангел уложил наблюдателя Игоря, и наш сын подозревал нас во всех смертных грехах. Мне уже тогда все эти тайны поперек горла встали.

Раскопав в шкафу, под ворохом одежды, то, что было мне нужно, я вышла из комнаты. Не во дворик и не дальше — в учебную аудиторию. Вспомнив, где накануне я ощутила Тень, я сориентировалась и постучала в его, как я надеялась, дверь.

Она открылась после моего третьего стука. Чуть-чуть. Из узкой щели на меня подозрительно смотрело напряженное невзрачное лицо.

— Здравствуйте, Ангел, — произнесла я без всяких вежливых улыбок, но уже с проверенной вежливой настойчивостью. — Вы позволите зайти? Мне очень нужно поговорить с Вами.

Глава 9. Восхождение

В глубине души, в самой ее глубине, я все же был почти уверен, что верну Татьяне память. С другой стороны, беря во внимание ту мельчайшую долю имеющихся сомнений, я был совершенно искренен, говоря своему руководителю, что намерен вновь завоевать Татьяну даже в беспамятстве.

Я только не предполагал, что мне придется делать и то, и другое. Вот спрашивается — если она всю нашу жизнь вспомнила, со всеми разногласиями, зачем их здесь повторять? Я бы даже сказал — усугублять. И это в моих родных пенатах? При том, что на земле, в ее сфере обитания, я всегда охотно на компромисс шел.

Вот и тогда, при нашей первой сознательной встрече, она сразу так на меня зашипела, что просто чем-то родным повеяло. Я от радости вообще обо всем забыл, вот и спустил ей это вопиющее нарушение этикета. Еще и сам поощрил ее, идиот, заверением, что именно теперь все будет хорошо.

Она, разумеется, сделала из моих слов типичные для себя выводы. Хорошо — это когда она мне командует, куда идти, где стоять и вообще как себя вести. Мне вспомнилась та ее недельная муштра перед моим первым выходом в свет у Светы на даче. Ну, мне-то ладно, а ей почему? Ведь не было же этого момента в наших мемуарах.

Прошу заметить — я не стал спорить. Как обычно. Просто поторопил ее в уединенное место — она никогда не любила открытого проявления чувств. Так она же драться начала! И я опять стерпел — под ручку ее чинно взял, во двор зайти помог, дверь перед ней открыл, вперед рванув как ненормальный! И что я услышал, когда, наконец, после всех этих беспросветных дней душевных мук и терзаний, попытался поцеловать ее? Зачем я это сделал? Неужели я ей как-то случайно внушил, что намерен заново за ней ухаживать?

При этом, правда, интересный момент обнаружился. В моих объятиях она тоже становилась невидимой. Вот тогда я окончательно уверовал, что бывших ангелов-хранителей не бывает. Под моими крыльями она всегда будет надежно укрыта от всего и … всех. В голове у меня затоптались мысли, одна соблазнительнее другой…

На землю? С какой стати я должен на землю возвращаться? В смысле, вон меня с моей территории — теперь она здесь командовать будет? Да сказал же, что с Игорем все в порядке! Даже лучше — без ее постоянного балования мне элементарно удалось парню мозги на место вставить. А, ну, конечно — если есть хорошие новости, значит, мне кто-то соврал. В развешенные уши.

Пришлось демонстрировать, что я и сам кое на что способен. Вот это она почему-то не вспомнила! И опять раскудахталась над нашим великовозрастным шалопаем — пришлось купировать вредное влияние и напоминать ему о мужской деловитости и немногословии.

Слава Всевышнему, одним диалогом впечатлил обоих! Игорь в конце разговора показал глубокое понимание субординации, Татьяна повисла на шее. Я так и не понял, за что она меня благодарила. Если за правильное воспитание нашего оболтуса, так сколько лет я уже пытался? Что же она на земле мне мешала?

Впрочем, размышлял я об этом недолго. Благодарность Татьяны оказалась настолько активной, что меня — электрическим разрядом — пронзила мысль, что нас опять никто не видит. Я послал ей эту мысль, для верности еще крепче обняв ее … и тут же услышал: «Не хочу».

Святые отцы-архангелы, не шутите так с исполнением моих желаний! Она, что, вспомнила всю нашу жизнь — кроме того, что мы в ней муж и жена? А, нет, слава Всевышнему, это она на занятия идти не хочет! У меня мелькнуло искушение уступить ей и в этом — вон и Игорь недавно пару дней в институте прогулял, и если уж он настаивает, что в меня пошел…

Но горестно вздохнув, я отказался от заманчивой перспективы. Это на земле можно больным прикинуться, а ангелы не болеют. По крайней мере, в родных пенатах, поправился я, вспомнив свою первую простуду на земле. Еще явятся проверять причину отсутствия новичка. А если тот в моих объятиях только невидимым становится, но не инвертируется… А воспитатели вполне могут владеть техникой распознавания собратьев — на тот случай, если прогульщиков отлавливать придется… Одним словом, конфузы нам не нужны. Не говоря уже о разоблачении маскировки.

Разумеется, я пошел с ней на лекцию. Я бы в любом случае это сделал — лишний раз за бледной немочью понаблюдать было весьма кстати. Но ее просьба об этом была мне приятна. А вот просить меня постоянно знаки внимания оказывать было просто жестоко! Я и так еще не отошел от … предвкушения. А тут еще вспомнилось, как я ей в офисе, на земле, о себе напоминал, и как еще совсем недавно чуть не взвывал здесь от невозможности это сделать.

Сначала я чинно устроился за столом позади Татьяны. Ничего, удобно —