— Черт его знает. — Кекс с сомнением передернул плечами. — Явно не вспоминается. А так — мало ли народа ошивается в барах?

Не меняясь в лице, Покатилов ладонью стер с фотографии дождевые капли и вернул ее в карман.

— В любом случае Феда и компания вчера двинули в «100 рентген» и скорее всего сидят там, — сказал он чуть погодя. — Что ж, подождем и мы.

Кекс не очень понял — о чем говорит босс. Но спрашивать, конечно же, не осмелился.

— Ладно, Кекс, ступай. И вызови мне Психа.

— Да, босс…

С Психом Покатилов разговаривал недолго, минут семь, после чего вернулся в вездеход и всё-таки позволил Максиму Тараненко угостить себя коньяком. Но ни о чем важном при этом, разумеется, уже не говорили.

Ушел Покатилов в опускающихся на Зону сумерках.

Сиверцев в который раз вспомнил короткую беседу с ним, больше похожую на сжатый отчет. Ничего особенного, сухое изложение событий да сдержанный восторг новичка от увиденных диковин Зоны. Сиверцеву казалось, что нужный баланс деловитости и раскрепощенности соблюсти удалось. Покатилов в очередной раз велел на все глядеть и все запоминать, а если вдруг чего произойдет, в смысле — тварь в балахоне таки объявится, — ни во что не вмешиваться, но постараться запечатлеть в памяти как можно больше.

Да, и ещё Покатилов попросил ни в коем случае ничего не снимать, ни на видео, ни на фото. Поразмыслив, Сиверцев догадался почему: если псионик подтирает за собой даже записи с камер наблюдения (не сам, разумеется, руками взятых под контроль операторов), значит, любой обладатель фиксирующей аппаратуры невольно становится объектом первоочередного ментального влияния. Знающий о съемке, уже ведущейся или только предполагающейся, не сумеет скрыть свое знание от псионика. Тут прокатил бы разве что вариант со специальным человечком, который втихую установит камеру, обязательно, чтобы никто о ней не знал, и уберется как можно дальше, в идеале — вообще за десятки километров от места будущей съемки. Сама по себе камера неподвластна пси-сканированию, а раз о ней никто в ближайшем окружении не подозревает, не сможет и выдать. Но и это не панацея: Сиверцев слышал о тварях из Зоны, которые чуяли даже слабенькую электромагнитную активность. Любой работающий электронный прибор для них — как маячок в ночи. От таких камеру утаить уже невозможно.

В общем, Сиверцев чувствовал себя как на иголках. Вокруг плелась и плелась многоступенчатая интрига и вершилась непонятная без обладания подробностями игра. Подробности знал только Покатилов и, пожалуй, ещё Тараненко, но Тараненко скорее всего не в полной мере. Кроме того, Сиверцеву показалось, что Покатилов утратил доверие к Тараненко, хотя явно это и не продемонстрировал. Но если уж салага Сиверцев заметил некий холодок в отношении Покатилова к партнеру, то многоопытный шеф полевой группы, зубр подковерных игр, и подавно.

Не очень Ваня понимал и то, зачем из Зоны приперлись трое сталкеров во главе с Кексом. То есть зачем из Зоны — понятно, если дело сделали, незачем там торчать, а если дело сорвалось (а на то похоже) — тем более незачем. Но почему они сидят тут, с группой Тараненко, а не уходят прочь, за пределы Зоны, в городок? В качестве подмоги, что ли, оставлены? Так ведь эпическим мордоворотам Тараненко они сомнительная подмога. Между военными и вольными сталкерами, спору нет, перемирие, но и не сплошное же братание-лобызание при этом! А с другой стороны, если вдруг предположить гипотетическую конфронтацию Тараненко и Покатилова — свои люди во вражьем стане несомненный плюс. Между прочим, Покатилов недвусмысленно дал понять Ване, что считает его своим, а не Максима Тараненко человеком. И в подобной ситуации Сиверцеву надо все время держать нос по ветру и умело лавировать меж возможных рифов, дабы не разозлить ни формального шефа, ни теневого, предпочитающего старомодное заокеанское обращение «босс».

В общем, лежал Ваня в спальнике, чувствуя затылком надежную твердь «ружжа» под тюфяком-подушечкой, и размышлял. Предыдущими ночами он высыпался, а реальной работы днем было исчезающе мало — не вымотаешься, ещё неделя такой командировки — и смело можно будет подсчитывать вес нагулянного жирка.

Но, с другой стороны, такое вот «стояние на Эльбе» могло в любой момент прекратиться, да с веселой беготней и, возможно, даже с перестрелкой. Если ждали визита псионика, то уж понятно, что не с целью погонять с ним чаи. Кстати, вот ещё вопрос: с чего Покатилов взял, будто псионик пройдет именно тут? Как же трудно выстраивать картину событий, зная лишь самые крохи…

Но кто ты такой, цитолог Сиверцев из города Череповца, чтобы знать что-либо помимо крох? Малек ты пока голопузый, пешка в чужой партии, мелкий винтик в сложном механизме выкачивания денег из удивительного образования под именем Зона. Винтики не срывают куш, они могут надеяться лишь на некоторый гонорар, кажущийся достойным только подобным же или ещё менее значимым винтикам.

«Вот бы, — подумал Сиверцев мечтательно, — акулы перегрызлись между собой до смерти, а приз в виде дупликатора достался, ну, например, тому же цитологу Сиверцеву… Уж он-то сумел бы им потихонечку распорядиться как следует. Главное, не тиражировать купюры, кому нужны купюры с одинаковым номером? Лучше золотишко или какой-нибудь дорогостоящий хайтек — кто там всерьез запоминает серийники гаджетов или ноутбуков, в самом-то деле…».

Ваня чертыхнулся и отогнал сладкие мечты подальше.

«Вот с таких мыслей, — подумал он, трезвея, — и начинается путь на кладбище».

Потом Сиверцев, видимо, уснул, потому что эта мысль запомнилась как последняя на тот вечер.

Пробудился он от того, что кто-то легонько потряс его за плечо.

— А? — Сиверцев распахнул глаза.

В отсеке царил полумрак дежурного освещения — и спать не мешает, и почти все видно, ни на кого не наступишь впотьмах. Над Ваней склонился полностью одетый и ни разу не заспанный Тараненко. Рядом на своем спальнике сидел Кекс, несомненно, только что разбуженный.

— Ваня, — спросил Тараненко негромко, — ты проснулся уже?

— Да. Что-то стряслось?

— Где Псих? Не видел?

Сиверцев невольно повернулся и поглядел на соседнее с Кексовым лежбище — там действительно было пусто, а ещё дальше мирно спал белобрысый Батон.

— Не видел. — Сиверцев по-детски протер глаза кулаками, отгоняя остатки сна. — Вроде ложился вместе со всеми, как гости ушли.

— И ты ничего не слышал, надо понимать?

Сиверцев напрягся, вспоминая.

— Ну, вроде дежурные шебуршали, когда менялись. В сортир кто-то ходил, дверь в грузовой вроде хлопала.

— А наружный люк не открывался? — продолжал допытываться Тараненко.

Сиверцев пожал плечами:

— Черт его знает, вроде не слышал.

Тараненко буркнул: «Засада…» и недовольно покачал головой.