У Кварода зародилась надежда, что ситуация разрешится сама собой. Вдруг эта неизвестно откуда взявшаяся боевая машина сумеет прикончить всех головорезов Хистера? Не будучи опытным в тактических вопросах, он не мог угадать ни ее тип, ни состав вооружения. Что, если это последняя модель русского танка? Неужели «зеленые» сумеют с ним справиться? Или пусть он даже не перемелет всех, но сократит число догоняющих до такого, что они попросту откажутся от операции?

Все эти мечтания оказались напрасными. Действуя умело и слаженно, боевики Ковчега умудрились вначале подбить и обездвижить вражескую бронетехнику. А затем и вообще сжечь. Несущийся, не разбирая дороги, Кварод, конечно же, не мог наблюдать все это непосредственно, но оценить ситуацию ему удалось верно. Перед новым отключением разведывательных сенсоров он понял, что некоторые из преследователей уже вышли из боя и продолжили выполнение главной задачи. Кварод тут же обесточил свои активные датчики. Не стоило подсказывать врагу свое местоположение. Пусть потеряют хоть какое-то время на его поиски.

Однако, прежде чем окончательно вырубить мью-фон, Кварод все же попробовал провести передачу в одном из запасных диапазонов, оговоренных со сталкерами. Передача кодировалась. У командующего Группой лабораторий имелась смутная надежда, что помощники Хистера не смогут быстро раскусить этот код. В конце концов, именно он был в Ковчеге самым продвинутым по части криптографии.

«Ведич, — кодировалось в сообщении, — люди Хистера собираются напасть на „разумников“. Встреча с ними мне назначена в координатах таких-то. Связи с пришельцами у меня нет. Предупредите их о срыве нашей договоренности. Пусть уходят в свой мир без меня. Я же буду двигаться приблизительно так-то и так-то». Естественно, в этой голосовой передаче наличествовало множество цифр.

Ответа на свое сообщение Кварод не получил, или, может, оно пришло уже после того, как он окончательно заглушил мью-фон.

Леона спасла сломанная нога.

Конечно, если бы он был в камуфляже, введенном в обиход лет сорок назад, то после перелома ему бы уже ничего не помогло. Не исключено, что Ирахи и протащил бы его пару сотен метров. Но вряд ли больше. Ден еле-еле волок среди развалин самого себя. Так что механику-водителю осталось бы только спокойно замерзать, прислонившись к какой-нибудь бетонной секции, торчащей из сугроба.

Однако на Леоне был надет универсальный солдатский комбинезон. Среди всяческой сопутствующей ерунды, улучшающей комфорт, в нем, конечно же, имелись самостягивающиеся манжеты. Они предназначались для автоматической накладки жгута при ранении. Любой военный со времен Древнего Рима знает, что большинство смертей на поле боя наступает из-за потери крови. Пока санитар до тебя доберется, сквозь шрапнель или позвякивание мечей, тут она, родимая, уже и вытекла. Так что в одежду был встроен простейший датчик измерения давления. При каких-то там показателях шкалы он срабатывал и приводил в действие автоматизированный жгут. Нога или рука стягивалась, а раненый, стараясь не паниковать, дожидался санитара. Кроме того, в «комбезе» имелись еще и устройства, реагирующие на переломы. Как только кость трескалась, оживал другой микродатчик, и нужное место комбинезона сразу же уплотнялось, фиксируя ногу или руку в статичной позиции. Конечно, в условиях Зоны, магнитные поля которой ломали не только «джи-пи-эс», но и компасы, особо надеяться на датчики не стоило. Но, видимо, механику-водителю повезло. Его комбинезон сохранил свои первичные свойства.

Ногу Леон сломал, когда они с Ирахи перебирались через какие-то совсем уж сумасшедшие развалины. Когда метель чуток утихла и солнце, прорвавшись сквозь тучи, высветило окружающую панораму, даже выбившиеся из сил солдаты удивились. Тут были развалины уже не одного города, а сразу двух. Как будто на кадр наложили два снимка, да так и оставили. Когда стены зданий входят одна в другую не под прямым углом, а как бог на душу положит — это впечатляет. Вдобавок и города были не слишком похожи. Один состоял из зданий преимущественно старых, века девятнадцатого, как минимум. Другой же из всяческих девятиэтажек с шестнадцатиэтажками конца прошлого века. Теперь оба курьеза словно поколотили гигантской кувалдой, а потом перемешали, будто кубики. Когда наблюдаешь, как из пятиэтажного обрубка стены, сварганенной из грубых бетонных блоков, под тупым углом высовывается толстое кирпичное строение с лепными балкончиками, хочется протереть глаза и попытаться проснуться. А ведь некоторые стены были, кроме всего прочего, еще и изогнуты. Некие титанические силы искривили их или сплющили гармошкой. Леон с Деном долго пялились на такую пятиэтажку. Какой-то злой волшебник сотворил из нее ребристую структуру именно такого баяна. Причем сделал это, почти не повредив стекол в окнах. Никто при инструктаже перед операцией не предупреждал армию о подобных чудесах.

Так вот, как раз когда они перелезали через зубцы одной из таких развалин, Леон Азриэль и умудрился свалиться. Обойти аномальные развалины не получалось. С обеих сторон осколок стены обступал металлический кустарник, причем над кусточками что-то подозрительно трепетало. Было похоже, что кто-то там, в этих автонах, курил, обильно выдыхая серебристый дымок. Не стоило туда лезть без дела, уж лучше сигануть через пару-другую стен. Вот они и сиганули.

Зрение приматов приспособлено к лазанию. Однако оно приучено эволюцией к нормальной геометрии Эвклида, а не к какой-то зауми Лобачевского. Когда обязанная быть прямой стена, пусть и лежачая на боку, образует абсолютно непредусмотренный изгиб, вполне можно растеряться. А когда эта стена еще и покрыта хорошим слоем льда, то и спикировать вдоль нее куда-то вниз, в неизвестность.

До низа было полтора этажа морозного воздуха. А внизу — те самые металлические кустики. Азриэлю очень повезло, что он не шмякнулся прямо на них — угодил в прогалину. Верхушки растительности частенько оканчивались утончающимися стеблями, наподобие травяных. Только стебельки эти была из железа, а значит, падение на них было эквивалентно обрушению на скопище намедни заточенных кухонных ножей. Так что Леону повезло. Он не превратился в шашлык, а всего-то сломал ногу.

— Как-то это не по-человечески, — вздохнул сталкер Глюк.

Ведич даже не ответил. Что тут было отвечать, если комментарий друга полностью соответствовал истине? В смысле, его точка зрения совпадала с точкой зрения Ведича. Потому как понятия правильности и истинности оказались очень растяжимыми. Для одних истинно это, для других — вот то. Например, понятие правильности у коллег-мотоциклистов было совсем не таким, как принято у приличных людей. Они вывернули эту самую правильность и истинность, куда требовалось им самим. И вообще-то, плевать, видимо, они хотели на мнение Ведича или Глюка.

Это когда Ведич наконец сумел выйти с ними на мью-фонную связь и сообщить о коварстве Ковчега. О том, что за господином Квародом увязался «хвост». Тогда «разумники» и решили проблему по-своему. Быстро так решили. Оперативно.

Наверное, с точки зрения разума и рациональности, это было правильное решение. А вот с точки зрения обыкновенных сталкеров, не очень. И пусть эта рациональность спасла Глюка и Ведича. Все-таки в Зоне принято разрешать противоречия в прямом боевом столкновении. Это более по-человечески, что ли.