– Я вовсе не хочу этого знать, Марко. То, что происходит между тобой и Малией, никого кроме вас двоих не касается.

Марко с облегчением вздохнул.

– Я хотел попросить у вас разрешения быть вхожим ко двору, как только вы сделаете свой выбор.

Такой просьбы Нат не ожидал. Принцу импонировало то, что Марко так уверенно подчинился воле Лорелеи. Он открыл рот и снова закрыл его.

– До выборов еще несколько месяцев.

Почему Марко уже сейчас хотел получить разрешение для того, чтобы впоследствии иметь возможность общаться с Малией?

– Это мне известно, но так я могу, по крайней мере, надеяться на то, что у меня есть благословение принца.

Горло Натаниэля пересохло. Он не был уверен, стоит ли восхищаться Марко за его честность или жалеть его за наивность.

– Я мог бы захотеть выбрать Малию по тактическим или политическим причинам.

Сузив глаза, он смотрел на Марко. Солдат выдержал его взгляд.

– Но вы этого не сделаете. Вы ее не любите.

Сначала Нат хотел обратить внимание Марко на то, что, когда речь идет о стране, дело не только в любви. Но не сделал этого.

– А ты ее любишь? – поинтересовался он.

Взгляд Марко стал мягче; мужчина пригладил свои черные волосы.

– Я никогда и никого не любил так, как ее.

Нат кивнул. Его поразило то, что Марко мог так откровенно говорить о своих чувствах.

– Откуда ты знаешь, что это любовь?

– Ваше Высочество? – растерялся Марко.

Нат провел рукой по затылку и подавил вздох.

– Как понять, что любишь кого-то?

До сих пор на этот вопрос никто, к удовлетворению Натаниэля, ему ответить не мог.

Но Марко, казалось, не пришлось долго думать над ответом.

– Когда ты засыпаешь вечером с желанием заключить ее в свои объятия и с тем же желанием просыпаешься на следующее утро.

Такого ответа Нат не ожидал. И тут же подумал о Рыжей. В ту ночь, когда жрица ему приснилась – в кошмаре, который никак не хотел его отпускать, – ему тут же захотелось броситься к Селесте, чтобы узнать, все ли с ней в порядке.

– Звучит так просто, – тихо признался Нат.

Марко издал смешок:

– Так и есть. Сама по себе любовь проста. А вот люди все усложняют.

– Усложняют – не то слово.

То, что происходило между Натаниэлем и Рыжей, было сложным с самого начала.

– Сделать любовь проще можем сделать только мы сами, – сказал Марко, пожимая плечами. Однако уголки его рта предательски дрогнули.

Нат театрально вздохнул.

– И как это сделать?

– Не позволяйте никому говорить вам, что вы чувствуете. Прислушивайтесь к своему сердцу и действуйте соответственно.

Легче сказать, чем сделать. В ушах Ната это было пустым звуком.

– Ты говоришь как влюбленный дурак, – разочарованно выдохнул он.

Марко громко рассмеялся.

– Наверное, я таков и есть. С тех пор как я встретил Малию, я веду себя в этих делах как полный дурак.

Нат усмехнулся. Но Марко знал, чего хочет, и делал все, чтобы это получить. А потому Нат ему завидовал.

– У тебя есть совет для другого дурака?

Солдат тихо рассмеялся, обдумывая вопрос.

– Будьте тем, кто всегда рядом и защищает ее, особенно когда никто другой этого не делает.

Утро Дня зимнего солнцестояния началось как в сказке. Ну, почти, если не принимать во внимание пятилетнюю девочку, которая, радостно запрыгнув на кровать Селесты, безжалостно прервала ее сон.

– Леле, проснись! Да проснись же ты наконец! Снег идет! – восхищенно пискнула Лайла и спрыгнула с кровати. Рывком она отодвинула тяжелые шторы, открывая вид на покрытые снегом горы Самары.

Сонно потирая глаза, Селеста выглянула на улицу. Крупные белые хлопья снега кружились в воздухе и опускались на землю, и ели, что росли у подножия гор, уже укрылись белыми шалями. На лице жрицы расцвела улыбка. Праздник зимнего солнцестояния она любила с раннего детства. Никогда атмосфера во дворце Самары не была столь гармонична и расслаблена, как в этот праздник. Омелы, жасмин и нарядные ели торжественно украшали все залы и коридоры.

– Пойдем, остальные уже ждут, – радостно воскликнула Лайла, стаскивая с Селесты одеяло. Жрица тихо рассмеялась, быстро вскочила с кровати и потянулась за своим халатом. По традиции, вначале за завтраком все распаковывали подарки. Впрочем, обычно у них не было столь высокопоставленных гостей.

Лайла схватила Селесту за руку, и они вместе босиком устремились по коридорам в дамский салон. Повсюду пахло свежеиспеченным печеньем и жасмином. Селеста с удовольствием полной грудью вдыхала эти ароматы. Лайла торжественно распахнула двери в салон, и открывшийся взору Селесты вид заставил жрицу рассмеяться.

Малия и Линнея удобно устроились на диване, укрывшись одеялами. Между ними стоял большой поднос со всевозможными вкусностями. Когда Селеста вошла в комнату, обе жрицы повернулись к ней.

– Счастливого зимнего солнцестояния! – закричали они одновременно. Обе они тоже были одеты только в ночные сорочки.

Селеста с Лайлой заняли диван напротив, тоже накрывшись одеялом. Жрица Самары взяла в руки чашку с чаем. В камине уже потрескивал огонь, разнося по комнате приятное тепло.

– С этого дня мы должны каждый год отмечать зимнее солнцестояние в Самаре, – мечтательно протянула Линнея, глядя в окно. Ее оливково-зеленые глаза, сияя, наблюдали за падающими снежинками.

– Здесь все совсем по-другому. Мы празднуем зимнее солнцестояние на пляже, и у нас нет снега. Но с ним куда лучше. – Малия подтянула к себе ноги, устраиваясь на диване поудобнее.

– Я рада, что вам нравится. – улыбнулась Селеста.

– А вечером на балу будет еще лучше. – Лайла взяла с подноса еще теплую булочку.

Внезапный стук заставил всех четверых повернуть головы к двери.

– Ты ведь не приглашала Селену, правда? – прошипела Малия, метнув взгляд на Линнею, но Дочь Леса отрицательно замахала руками, и у Селесты с души свалился тяжелый груз. Она не хотела провести утро зимнего солнцестояния с Селеной.

– Могу я войти? – спросил голос снаружи, и Селеста удивленно подняла бровь.

– Конечно, Ника, заходи. – Она сразу узнала голос телохранительницы Ната, но совершенно не понимала, что ей могло понадобиться в дамском салоне.

Ника вошла в комнату. В руках она держала мешок, из которого выглядывали маленькие свертки и пакеты.