Однако уроки, полученные под Харьковом и Орлом, наводили на размышления. Верховный Главнокомандующий, «гениально» продувший две летние кампании, колебался. Вместе с ним колебалось и мнение Генштаба, исходившего в своих прогнозах из «сталинского указания о том, что противник еще достаточно силен». Вскоре в планы были внесены существенные изменения.

Как сообщает маршал A.M. Василевский: «Анализируя разведывательные данные о подготовке врага к наступлению, фронты, Генеральный штаб и Ставка постепенно склонялись к идее перехода к преднамеренной обороне. Этот вопрос в конце марта — начале апреля многократно обсуждался в ГКО и Ставке». Толчком к новым дебатам послужил доклад находившегося на Воронежском фронте маршала Г.К. Жукова от 8 апреля, в котором заместитель Верховного изложил свое мнение о возможных действиях противника весной и летом 1943 года и «соображения на ближайший период».

Ошибиться в намерениях противника было сложно. Наступление на любом участке советско-германского фронта, за исключением Курского выступа, с оперативной точки зрения не сулило Вермахту никаких выгод. Разведка подтверждала, что немцы продолжают сохранять ярко выраженные ударные группировки в районе Орла, Белгорода и Харькова. Исходя из этого, Жуков пришел к выводу, что противник, «собрав максимум своих сил, в том числе до 13–15 танковых дивизий», нанесет встречные удары в обход Курска (операция «Цитадель»), затем попытается выйти на тылы Юго-Западного фронта (операция «Пантера»), после чего «может организовать удар в обход Москвы с юго-востока», захват которой и станет основной целью кампании. Что касается «соображений», то Жуков, согласовав предварительно позиции с находившимся в Москве начальником Генштаба Василевским, предложил:

«Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника».

Старинные друзья, к тому же породнившиеся, занимавшие ключевые посты в военной иерархии, работали в тандеме:

«Георгий Константинович — категоричный, властный, идущий к цели всегда прямым, кратчайшим путем. Александр Михайлович — внешне мягкий, умеющий, как и его учитель Б.М. Шапошников, облечь свое решение в форму вежливой просьбы и иной раз исподволь подвести подчиненного к нужному выводу, так что у того складывалось впечатление, будто он самостоятельно пришел к нему. Казалось бы, на почве этой несхожести между ними обязательно должны были возникать трения, но в действительности ничего подобного не замечалось. И прежде всего, на мой взгляд, потому, что не было между ними соперничества. Александр Михайлович довольно определенно отдавал пальму первенства Г.К. Жукову, а Георгий Константинович всегда вел себя с начальником Генерального штаба как равный с равным, чего не допускал во взаимоотношениях ни с кем из известных мне военных руководителей… Отношения между ними строились на самом глубоком взаимном уважении. Внешне это проявлялось и в том, что они всегда называли друг друга на «вы» и только по имени-отчеству».

Всем нижестоящим Великий Жуков тыкал.

Естественно, Александр Михайлович поддержал точку зрения Георгия Константиновича.

Сталин с выводами не спешил и приказал запросить мнения командующих фронтами. В ответных донесениях все командующие выдали одинаковый прогноз относительно намерений противника — немец будет «пилить» Курский выступ, а «на других направлениях наступление вряд ли возможно». Однако выводы из этого следовали прямо противоположные. Генерал Малиновский и генерал Ватутин предложили нанести упреждающий удар в Донбассе. Штаб Рокоссовского считал наиболее целесообразным общими усилиями Западного, Брянского и Центрального фронтов уничтожить орловскую группировку врага.

Вечером 12 апреля в Ставке состоялось совещание, на котором присутствовали Сталин, Жуков, Василевский и Антонов. Маршал Рокоссовский по этому поводу отметил:

«Считаю, что такие вопросы, как разработка крупной стратегической операции с участием нескольких фронтов или отработка взаимодействия между ними, целесообразно рассматривать в Ставке путем вызова туда командующих соответствующими фронтами. Кстати, впоследствии так и делалось, что приносило существенную пользу».

А так, поскольку собрались единомышленники, то и дискуссии никакой не последовало. Все согласились с собственным мнением: на первом этапе отказаться от «новых Сталинградов» и предоставить противнику право первого выстрела. В итоге было принято оригинальное решение «сосредоточить основные усилия в районе Курска», измотать ударные группировки противника путем преднамеренного перехода к стратегической обороне и одновременно накапливать резервы для последующего перехода в общее наступление.

Решение о преднамеренной обороне, отнюдь не бесспорное, скорее свидетельствует о неуверенности Ставки в способности Красной Армии «вести войну летом» на равных с Вермахтом. Особое беспокойство Сталина, по утверждению генерала Штеменко, вызывало «намерение немцев обойти Москву». Определенную роль сыграло то обстоятельство, что на вооружение частей Вермахта в возрастающем количестве поступали новые образцы боевой техники — тяжелые танки и самоходные установки…

Появление на поле боя танка «тигр» вызвало тихую панику в советских штабах. На экстренном совещании военных и оборонных специалистов, собранном в феврале 1943 года, начальник артиллерии маршал Н.Н. Воронов констатировал: «У нас нет пушек, способных бороться с этими танками».

Полигонные испытания трофейных экземпляров Pz. VI показали:

«Бортовая, кормовая и башенная броня толщиной 82 мм пробивается (при встрече снаряда с броней под прямым углом):

— подкалиберным снарядом 45-мм противотанковой пушки образца 1942 г. с дистанции 350 метров;

— подкалиберным снарядом 45-мм танковой пушки образца 1937г. с дистанции 200 метров…

Обстрел 82-мм бортовой брони танка T-VI из 76-мм танковой пушки Ф-34 с дистанции 200 метров показал, что бронебойные снаряды этой пушки являются слабыми и при встрече с броней танка разрушаются, не пробивая брони.

Подкалиберные 76-мм снаряды также не пробивают 100-мм лобовой брони танка Т-VI с дистанции 500 м.

Находящиеся на вооружении Красной Армии противотанковые ружья не пробивают брони танка T-VI…

Установленная на танке Т-VI 88-мм танковая пушка пробивает бронебойным снарядом броню наших танков с дистанции:

наиболее прочную часть корпуса танка Т-34 — носовую балку (литая, толщина 140 мм), а также лобовую и башенную броню с 1500 метров;

наиболее прочную лобовую часть корпуса танка КВ-1 толщиной 105 мм с 1500 метров».

Таким образом, на удалении свыше 500 метров «тигр» был неуязвим для всех пушек, состоявших на вооружении РККА (самой массовой противотанковой системой была «сорокапятка», танковой пушкой — Ф-34); в лоб с 1000 метров его могла «взять» только 85-мм зенитка.

Буквально «голыми» почувствовали себя танкисты: