«Советские танкисты буквально плакали от досады, когда наш танковый батальон, едва начав атаку (особенно на равнинной местности), попадал под огонь замаскированных где-нибудь в садках и сельских строениях «тигров». Сразу загорались несколько машин, подбитых танковыми болванками из «тигров», в то время как сами «тигры» оставались неуязвимы из-за дальности расстояния до них. Нередко происходили случаи, когда атакующие, поняв, что сблизиться на расстояние прямого выстрела не успеют, покидали машины и под огнем возвращались на исходный рубеж. Пока они его достигали, их машины уже горели. В конце концов, разгадав крамольную уловку танкистов, командование отдало приказ привлекать к суду военных трибуналов экипажи, вышедшие из огня в полном составе. Тогда танкисты пошли на хитрость: стали подъезжать к противнику ближе и покидать машины уже под пулеметным огнем из танков. Кто-то из них погибал или был ранен в открытом поле, но кое-кому удавалось пробраться к своим. Из подбитой же, подожженной машины шансов выбраться было несравненно меньше».

Потому совсем не праздным был вопрос: выдержат ли советские войска массированный удар тяжелых и средних танков, поддержанный сосредоточенными ударами штурмовой авиации, на что немцы были известные мастаки. Как показывал опыт двух лет войны, в таких ситуациях наша полевая оборона не отличалась устойчивостью, необученных бойцов и командиров нередко охватывала паника, а немецкие ударные группировки останавливались, только когда портились погодные условия или кончался бензин.

Однако на этот раз у советского командования имелся крупный козырь. В отличие от 1941-го и 1942 года, на вопрос: где Вермахт предпримет наступление? — с высокой степенью достоверности можно было ответить — в полосе Центрального и Воронежского фронтов.

После решения задач обороны, когда противник истощит свои силы в наступательных боях и «по уши увязнет в глубокоэшелонированной обороне», планировался переход Красной Армии в контрнаступление, прежде всего, на орловском и белгородско-харьковском направлениях. Операция на орловском направлении, которую должны были провести войска левого крыла Западного, Брянского и правого крыла Центрального фронтов, получила кодовое наименование «Кутузов». Разгром белгородско-харьковской группировки врага предстояло осуществить силами Воронежского фронта и Степного округа во взаимодействии с войсками Юго-Западного фронта. Этот план назвали «Полководец Румянцев».

Важная роль отводилась развернутому в тылу Центрального и Воронежского фронтов Степному военному округу. На него возлагалась задача не допустить дальнейшего продвижения противника в случае прорыва им обороны как со стороны Орла, так и со стороны Белгорода; при переходе в контрнаступление его войска должны были наращивать силу удара из глубины. Участие резервов в боевых действиях на оборонительном этапе сражения считалось нежелательным. Командованию округа предписывалось: «Войска, штабы и командиров соединений готовить главным образом к наступательному бою и операции, к прорыву оборонительной полосы противника, а также к производству мощных контратак нашими войсками, к противодействию массированным ударам танков и авиации».

Для Западного и Калининского фронтов разрабатывалась операция «Суворов», для Волховского и Ленинградского — «Брусилов».

Перед Центральным штабом партизанского движения была поставлена задача организовать во вражеском тылу массовые диверсии на всех важнейших коммуникациях Орловской, Харьковской и других областей, а также сбор разведывательной информации.

На третьем этапе кампании планировалось генеральное наступление всех фронтов на запад с мощными ударами на Харьков, Полтаву, Киев, Смоленск, «с последующим овладением Белоруссией, а затем вторжением в Восточную Пруссию и Восточную Польшу». В целом план советского командования на лето и осень 1943 года предусматривал самые решительные цели: разгром наиболее мощных группировок Вермахта на фронте от Ленинграда до Черного моря, освобождение важнейших экономических районов страны, чьи ресурсы были крайне необходимы для дальнейшего ведения войны, и, возможно, выход на государственную границу.

Если же Гитлер не решится напасть, следовало перейти к плану «Б» — самим начать активные действия. Готовность Центрального и Брянского фронтов к переходу в наступление назначалась на 20 мая, Воронежского и Юго-Западного — не позднее 1 июня.

Таким образом, весной 1943 года на фронте сложилось, как формулирует Штеменко, «своеобразное положение»: «Обе стороны старательно совершенствовали свои оборонительные сооружения и в то же время готовились к наступлению. Приоритет в отношении последнего мы добровольно отдавали противнику», — чем-то напоминает борьбу айкидо, в которой проигрывает тот, кто ударит первым.

В тылу старики, женщины и дети, выкладываясь у станков и в поле по четырнадцать часов в день (для несовершеннолетних была установлена десятичасовая смена), получая скудный паек или килограмм зерна на трудодень, продолжали давать больше оружия, чем германская военная промышленность, и все более лучшего качества. За первое полугодие было выпущено 11 189 танков и самоходных установок, в том числе 8326 тяжелых и средних, 16 545 самолетов, почти 62 тысячи орудий и свыше 56 тысяч минометов. К июлю 1943 года, по сравнению с апрелем, количество автоматического оружия в армии увеличилось почти в 2 раза, противотанковой артиллерии — в 1,5 раза, зенитной — в 1,2 раза, самолетов — в 1,7 и танков в 2 раза.

Конструкторский коллектив С.А. Лавочкина запустил в серию пушечный истребитель Ла-5ФН, сравнявшийся по скоростным характеристикам с немцами. А.С. Яковлев в мае передал в производство Як-9, вооруженный 37-мм пушкой. Появились первые образцы пикирующего бомбардировщика Ту-2, освоили производство двухместного Ил-2. В бронетанковых войсках основной боевой машиной в 1943 году оставался танк Т-34, но с перевооружением его более мощной пушкой опоздали почти на год. Время для разработки новых противотанковых артиллерийских систем также было упущено.

Вообще-то, у нас была замечательная 57-мм пушка ЗИС-2 с начальной скоростью снаряда более 1000 м/с, созданная В.Г. Грабиным и принятая на вооружение РККА в начале 1941 года. С дистанции 1000 метров она пробивала 90 мм вертикальной брони. Однако, выпустив 370 штук, в декабре того же года ее сняли с конвейера ввиду отсутствия боеприпасов и достойных целей на поле боя. Возобновить производство, при всем желании, оказалось непросто, массовый выпуск необходимых фронту орудий удалось наладить лишь к октябрю. Из новинок в войска стала поступать лишь усовершенствованная артиллерийской «шарагой» 45-мм пушка М-42 с удлиненным стволом, но ее эффективность была явно недостаточной, и первые самоходно-артиллерийские установки.

Надо сказать, что самоходная артиллерия довольно долго оставалась вне сферы интересов красных полководцев.

На вооружение Вермахта штурмовые орудия, созданные на базе ходовой части танка Pz. III, стали поступать в начале 1940 года. Суть идеи, выдвинутой, как утверждается, Манштейном, была проста: придать наступающей пехоте мобильную бронированную артиллерию, не уступающую танкам в проходимости, действующую непосредственно в боевых порядках, которая с ближней дистанции будет подавлять огневые точки противника. Отсутствие в таких машинах вращающейся башни позволяло упростить и значительно удешевить конструкцию, а также устанавливать в боевой рубке более мощную пушку. Штурмовое орудие StuG III имело боевую массу 20,2 тонны, толщину лобовой брони 50 мм, бортовой — 30 мм. Вооружение состояло из 75-мм короткоствольной пушки. Все четыре члена экипажа размещались в рубке. «Артштурм» состоял на вооружении батальонов штурмовых орудий моторизованных дивизий и рот штурмовых орудий пехотных дивизий.