Надежды не оправдались. Главным театром военных действий на 1943 год, по рекомендации английского комитета начальников штабов, союзники признали Средиземное море. Главными задачами — высадку десанта на Сицилию не позднее июля, вывод из войны Италии, создание условий для вовлечения в войну на стороне коалиции нейтральной Турции. Вторжение в Европу через Ла-Манш было признано невозможным, разве только не случится вдруг «общего краха Германии». Москву об этом решении извещать не спешили — знали, что Дядюшке Джо не понравится. Была также принята директива о начале крупномасштабного воздушного наступления против Третьего рейха, имевшего целью «последовательное разрушение и расстройство военной, промышленной и экономической системы Германии и подрыв морального духа немецкого народа до такой степени, когда неизбежно ослабнет его способность к вооруженному сопро-тивлению». Советскому Союзу планировалось обеспечить максимально возможный объем поставок по ленд-лизу (при условии, что это не окажется «недопустимо дорого»).

На заключительной пресс-конференции, состоявшейся 24 января, Рузвельт озвучил беспрецедентное в межгосударственных отношениях требование о безоговорочной капитуляции: «Мир может наступить только после полного уничтожения германской и японской мощи… Уничтожение германской, японской и итальянской военной мощи означает безоговорочную капитуляцию Германии, Японии и Италии. Это означает разумную гарантию будущего международного мира. Вместе с тем речь идет об уничтожении не населения Германии, Японии или Италии, а господствующей в этих странах идеологии, проповедующей агрессию и порабощение народов».

Английский историк М. Говард утверждает, что Черчилль с радостью согласился с этой идеей, чтобы морально поддержать русских, поскольку «вследствие неспособности западных союзников предпринять наступление на Западе, которого требовал Сталин, премьер-министр считал особенно важным, чтобы у русских не было оснований опасаться, что их покинут в беде, заключив компромиссный мир между Германией и Западом».

А вот немецкий автор полагает, что у англосаксов имелись все основания опасаться, как бы Сталин не заключил сепаратный мир с Гитлером: «Они не только опасались, что из-за затяжки с открытием второго фронта Сталин может пойти на мир, чтобы вырваться из войны, но и предполагали, что Гитлер, особенно после Сталинграда, наверняка ухватится двумя руками за такую возможность спасения… Они серьезно думали о том, как предупредить преждевременный распад большой военной коалиции». Рузвельт и Черчилль опасались, что «у Сталина окончательно лопнет терпение в отношении союзников и он может предложить Германии мир на основе статус-кво». Либо Гитлер, оказавшийся в безнадежном положении, сам начнет искать мира на разумных условиях, к чему его подвигали и Муссолини, и Риббентроп.

Еще одна опасность состояла в том, что СССР «освободит» Европу в одиночку, до того, как союзники «пришьют последнюю пуговицу» и соберутся с силами для высадки на континенте. И что тогда делать? Спасать Германию от коммунизма?

Говард мимоходом замечает, что «вопрос о том, ослабит такое решение волю противника к сопротивлению или усилит ее, как видно, серьезно не обсуждался», мол, не было на конференции экспертов, способных осветить вопрос с этой точки зрения. Однако это совсем не похоже на Рузвельта — делать непродуманные заявления.

Требование о безоговорочной капитуляции означало, что никаких переговоров о мире не будет ни с Гитлером, ни без Гитлера, ни с нацистами, ни с любым другим германским правительством. Оно означало, что война будет вестись до полной оккупации Германии и ее дальнейшую судьбу решат победители. Требование лишало опоры германскую оппозицию, надеявшуюся вывести страну из войны путем устранения фюрера и смены режима.

Реакцию немцев можно предугадать без всяких экспертов. Немцы все поняли правильно.

«Это наглое требование было встречено германским народом и особенно армией с сильным возмущением, — задыхается от гнева Гудериан. — Отныне каждому солдату стало совершенно ясно, что наши противники преисполнены страстью уничтожить германский народ, что их борьба направлена не только против Гитлера и так называемого нацизма, как они утверждали с пропагандистской целью, но и против деловых, а потому и неприятных промышленных конкурентов». И Манштейн возмущается: «Заявление союзников в Касабланке не оставляло никакого сомнения в их стремлении к уничтожению не только Гитлера и его режима, но и Германии вообще» (Ау, ребята! Как насчет истребления славян и «германизации пространства вплоть до Урала»? А вот под этим приказом не ваша ли подпись, Эрих Эдуардович: «Еврейско-большевистская система должна быть искоренена раз и навсегда. Перед немецким солдатом стоит задача не только разгромить военную мощь этой системы. Он выступает еще и как носитель народной идеи и мститель за все те зверства, которые были причинены ему и немецкому народу»).

Требование безоговорочной капитуляции привело к ожесточению сопротивления, вынудило немцев сражаться до конца и в конечном итоге затянуло войну. Сталин, отделяя «гитлеров» от «германского государства», так вопрос не ставил и некоторое время пытался вести свою игру, через обращения комитета «Свободная Германия» выражая готовность заключить мир с «подлинно национальным немецким правительством», которое, избавившись от Гитлера, «тотчас же прекратит военные действия, отзовет германские войска на имперские границы и вступит в переговоры, отказавшись от всяких завоеваний». Желаемого эффекта эти заявления не произвели, военного переворота в Берлине не случилось, и в октябре 1943 года советское правительство официально присоединилось к требованию о безоговорочной капитуляции.

Принятые меры по мобилизации людских и промышленных ресурсов позволили Германии восстановить мощь вооруженных сил.

В первом полугодии 1943 года сухопутным и военно-воздушным силам Германии удалось сформировать 50 дивизий. В том числе по приказу Гитлера была восстановлена 6-я армия и 20 дивизий со «сталинградскими» номерами. В войсках СС появились новые панцергренадерские дивизии «Хоенштауфен» и «Фрундсберг» (чистокровные арийцы) и горнострелковая, антипартизанская, мусульманская дивизия «Хандшар».

За этот же период промышленность выпустила 12 263 самолета (в том числе 10 449 боевых), 4463 единицы бронетехники, 32 тысячи орудий и 13 тысяч минометов, 139 подводных лодок. По сравнению с 1942 годом производство танков возросло почти в два раза, самолетов — в 2,2, орудий и минометов — в 2,3 раза; до 19 миллионов штук в месяц удалось поднять производство снарядов и мин. Увеличился выпуск зенитных и противотанковых орудий, авиационных пушек и пулеметов. Противотанковые дивизионы начали в большом количестве получать 75-мм противотанковые пушки РаК 40, с 1000 метров дырявившие 120-мм броню. Были запущены в серию новые конструкторские разработки в области вооружений, в первую очередь второе поколение танков. Авиационные части получали самолеты новых типов: многоцелевой «Фокке-Вульф-190А-3», вооруженный четырьмя пушками и двумя пулеметами модифицированный истребитель «Мессершмитт-109G-6», превосходивший по скорости все советские машины усовершенствованные бомбардировщики «Юнкерс-88», штурмовик «Хеншель-126В». К летнему наступлению подготовили модернизированные пикировщики «Юнкерс-87D-5» с крылом увеличенного размаха и крыльевыми 20-мм пушками, а также истребитель танков Ju-87G, под крылом которого подвешивались две 37-мм пушки; по инициативе знаменитого аса Ганса-Ульриха Руделя в июне из этих машин была сформирована первая «танковая эскадрилья».