На следующий день после боя, 17 (29) сентября, М.И. Платов писал А.А. Аракчееву: «Сегодня отправляю я своих раненых, а также и пленных, и пойду до города Фробурга, ибо известился я, что там еще есть неприятель. Если Бог мне поможет и оного сбить, тогда уже на коммуникацию, что от Дрездена до Лейбцига, свободно будет действовать… Ах! Как жаль, что у меня команда небольшая, можно б гораздо более успевать».

Еще через день, 18 (30) сентября, Платов предлагал не подчиненному ему генералу Тильману идти на Вюрцен, а сам брался занять Мейсен. Это были крупнейшие населенные пункты, связывающие Лейпциг и Дрезден. Захват их изолировал бы столицу Саксонии (Дрезден) от крупнейшего города страны (Лейпцига)….

Французская кавалерия под Лейпцигом не смогла отстоять свои коммуникации, она была разгромлена и потеряла до половины состава. Это сказалось на общем стратегическом положении армии Наполеона. Французские войска начинают оттягиваться к Лейпцигу. 18 (30) сентября Платов столкнулся с неприятельским корпусом князя Понятовского, который отходил от Дрездена к Лейпцигу, чтобы прикрыть коммуникации.

22 сентября (4 октября) П.Х. Витгенштейн рапортовал М.Б. Барклаю де Толли: «Лейб-гусарского полка ротмистер Бок, которой находится в отряде господина генерал-лейтенанта Тиллемана, мне доносит от 21-го сего сентября из дер. Мозел, что у Цвиккау: все предвещает и утверждает, что неприятель намеревается сделать большое отступательное движение, два дни тому назад приготовили квартиру для Наполеона в Лейпциге, где его ожидали всякой час».

Наполеон, действительно, «попятился». Союзники его преследовали и наконец оттеснили к Лейпцигу, где и произошла решившая участь кампании «Битва народов».

Как уже говорилось выше, для нанесения таранных ударов на поле боя французы использовали крупные массы тяжелой кавалерии. Полки тяжелой кавалерии существовали практически во всех армиях Европы, они традиционно назывались «кирасирами», хотя на рубеже XVIII—XIX веков большинство из них (за исключением австрийской армии) кирас не носили.

Нанесение одновременного согласованного удара несколькими полками и даже дивизиями удавалось лишь за счет снижения скорости. Всадники, идущие в атаку, могли удерживать строй лишь при движении рысью.

Итоги таких атак были впечатляющими. «Ни одна кавалерия не прорвется там, где этого не сделают уланы или кирасиры, скачущие рысью», — писал Жомини.

В свою очередь, чем медленнее двигались всадники, тем легче было в них попасть. «Производство атаки медленным аллюром вызывало, однако, такие потери от пехотного огня, что Наполеон должен был принять особые меры для уменьшения их, — писал Д. Денисон. — Тяжелая конница, а позже и карабинеры получили опять кирасы и каску. Вновь сформированные кирасиры скоро заслужили себе громкую славу и совершали подвиги, нередко влиявшие на исход всей кампании…

Кирасирские полки были вновь сформированы в декабре 1802 г. из 5-го, 6-го и 7-го конных полков. Они оказали такие важные услуги, что в 1804 г. еще 9 полков получили кирасы, и во всех кирасирских полках шляпы были заменены касками. В 1812 г. кирасирских полков было 14».

Карабинеров во французской армии было два полка. В 1791 г. их вооружение состояло из карабина со штыком, пистолета и палаша. Их форма одежды отличалась высокими меховыми шапками. Но перед походом на Россию и эти полки получили кирасирское снаряжение и отличались от обыкновенных кирасир лишь формой каски и цветом мундира.

Защищенные кирасами и касками всадники, действующие одним плотным строем, оказались неуязвимы для холодного оружия противника, и это значительно повысило их боевой дух. Французские кирасиры прекрасно проявили себя в 1807 и 1809 гг.

«Мы можем также обратиться к огромным успехам тяжелой французской кавалерии при возрождении кирас, от которых она до этого отказалась на столь долгое время», — писал Жомини.

Другие европейские армии тоже стали возвращать кирасы, но в России кирасирские полки получили их лишь в 1812 г. Да и концентрация кирасирских полков в подражание французам в других армиях началась позже. Так что довольно долгий отрезок времени французские кирасиры были «новинкой», решившей исход ряда сражений. И сразу же начались поиски контрмер против них.

Обсуждались они и в русской армии в 1807 году. «Разговаривали о довольно важном предмете, а именно, в какой степени латы и пики полезны преимущественно тем, что производят сильное впечатление в атакуемых и порождают в латниках более смелости, в надежде на защиту от пуль. «Но я научил моих егерей и казаков не бояться этих железных горшков, — сказал князь Багратион. — Хорошей, стойкой пехоте, как наша, — промолвил он, — не страшна никакая кавалерия».

Казаки тоже имели опыт столкновений с кирасирами. Броневский в своей «Истории Донского войска» (часть II, стр. 175) писал: «Генерал-майор Денисов, 29 мая 1807 г., в соединении с регулярною кавалериею, не раз встречался с французскими кирасирами и всегда находил средство уязвить их. Как скоро сии тяжелые всадники по какому-нибудь случаю приходили в расстройство, они тотчас делались жертвою казаков. Сии неповоротливые кавалеристы, слабо держащиеся в седле, от удара пики, как бездушные трупы, валились на землю».

Однако воспоминания самого А.К. Денисова о бое 29 мая 1807 г. рисуют менее радужную картину: «Вдруг, к крайнему моему удивлению и даже недоразумению, вижу, что две части кавалерии, не более как 2 эскадрона, отдельно один от другого, с большою смелостию подошли к сказанному маленькому ручью, который был от нас в верный ружейный выстрел. Я был весьма в недоумении, что оные предпринимают, как услышал, что казаки, указывая на оных, довольно громко повторяли: "Латники! латники!" Взглянув внимательнее, я увидел, что это кирасиры, покрытые железом. Тут я понял, что они предпринимают дерзкое намерение врезаться в казачьи полки и расстроить оные. Не теряя времени, я приказал Ефремову — с его и с другим полком, когда кирасиры перейдут ручей, отрезать их от онаго, а другим двум полкам приказал ударить в лицо. Со всею моею поспешностию не мог я еще успеть мое распоряжение привесть в порядок, как те кирасирские эскадроны, перейдя ручей, врассыпную стремительно пустились на нас и в минуту врезались в казачьи полки, но ни опрокинуть, ни расстроить оных не успели, хотя и сделали большое замешательство. Казаки с отменною храбростию били их в дротики, но дротики одни ломались, а другие гнулись. Я скакал, всюду где надобность показывала быть моему присутствию, и подвергал себя большой опасности, что ежели бы не добрый слуга, — собственный мой человек Василий Яковлев, то я бы неминуемо был палашами заколот или изрублен. Казаки, видя крепость кирасирского одеяния, сбивали с голов их дротиками шишаки, а после того били в открытые головы и сбивали с лошадей. Кирасиры, видя свою неудачу, опрометью скакали назад, а казаки, преследуя по возможности, оных убивали. Из сих непобедимых всадников менее третьей части ушли, а все прочие пали на месте».