А меня после обеда пригласили в полицейское управление, о чём сообщил подъехавший за мной в деревню на своей машине Сергачёв. Он же и довёз меня до места, а затем выступил в роли переводчика, когда начальник управления по фамилии Фишер в своём кабинете выразил благодарность за помощь в обезвреживании опасного преступника. Даже наградил грамотой за подписью мэра Мюнхена. Лучше бы уж денег дали, думал я, с натянутой улыбкой принимая бумажку с вензелями под стеклом и в рамке…

Ха, а я рано расстраивался! С широченной улыбкой он заявил, что им стало известно о моих музыкальных экзерсисах в Олимпийской деревне, они так же выяснили, что, оказывается, у себя на Родине я довольно известный композитор, и решили сделать мне подарок. После чего он кивнул стоявшему у двери полицаю, тот тоже кивнул скрылся за дверью, а через несколько секунд вернулся с футляром от гитары. Понятно, что дарить мне собирались не просто футляр. Когда его положили на стол, Фишер щёлкнул замочками, и моему взору предстала электрогитара «Gibson Les Paul». Она была чёрного цвета с топом из красного дерева, имела три звукоснимателя, а значит, эта гитара серии «Custom». То бишь кастомная версия, которая считается круче гитар стандартной серии «Goldtop» благодаря более качественной фурнитуре. Насколько я знаю, первые кастомные гитары от этого производителя выпускались с одним «рогом», а эта была с двумя. То есть к названию уже прилагалась аббревиатура SG, то есть (Solid Guitar) — «цельнокорпусная гитара».

В общем, подарком я остался доволен, причём в голове тут же возникла идея дома самому собрать гитарный кабинет, он же в просторечии «комбик». Хороший динамик, усилитель, даже можно встроить в него парочку звуковых спецэффектов, хоть тот же «Fuzz» или «Overdrive». И будет он ламповым, этакая старая, добрая классика. Лампы — они завсегда лучше транзисторов, последние вносят больше нечётных гармоник, на слух — жесть и мрак, а лампы больше чётных — на слух обогащение сигнала. Лампы по определению не имеют тепловых искажений, которые — суть причина интермодуляционных искажений.

На прощание Фишер пожелал успехов на ринге. Интересно, знает он, что я встречаюсь с представителем ФРГ? Если бы знал, то, наверное, не спешил бы такие пожелания озвучивать.

Хуссинг настоящий здоровяк. Рост 196 см, вес — 102 кг, левша. Но уже есть опыт встреч с такими соперниками, которые выше и тяжелее меня, да ещё и работают в другой стойке.

Причём мой бой в дневной программе полуфиналов, а Кузнецов и Лемешев выступят вечером. Так что мне, как говорится, быть зачинателем.

Сегодня синяя майка, номер на спине всё тот же — 345. Он со мной на протяжении всего турнира. Надеюсь, окажется счастливым.

И вообще у меня настроение самое что ни на есть боевое. Не то что в четвертьфинале, когда выходил на поединок после бессонной ночи. Ничего не болит, организм заряжен, словно только что отсоединённый от сети аккумулятор.

Хуссинг практически мой ровесник, всего на год старше. И он волнуется, хоть внешне и пытается выглядеть невозмутимо. Его волнение как раз и угадывается по напускной невозмутимости. На меня он демонстративно не смотрит, общается пока с секундантом, а зрители на трибунах уже вовсю скандируют:

— Ху-синг! Ху-синг!

Так вот можно и китайца поддерживать, наверняка у них встречается подобное словосочетание — Ху Синг. Я вот знавал, хоть и заочно, одного талантливого мастера акварели. Его звали Ху Сяо Синг. Изумительные его работы в жанре портрета я лицезрел на одном из сайтов, посвящённых живописи.

Рефери из Малайзии. Маленький, мне по грудь, смуглый, с россыпью родимых пятнышек на лице, с залысиной и чёрными, как смоль, усами. Глаза тоже тёмные, будто две маслины воткнули в белки.

Каков план на бой? Да он, собственно говоря, мало чем отличается от того, что мы применяли в предыдущих двух поединках, где приходилось подстраиваться под таких же габаритных соперников. Разве что этот работает в правосторонней стойке.

А немец-то осторожничает. Несмотря на скандирования трибун, не спешит лезть напролом, держит дистанцию и пока работает только передней правой. Руки у него длинные, в принципе можно и джебами очки набирать, но в меня ещё надо умудриться попасть. Уклон, нырок — удар. Уклон, нырок — удар. Бью то в корпус, то в голову, но крюком левой в печень особенно хорошо получается, учитывая, что подныриваю под правую руку, которая в момент моего удара не успевает возвращаться назад, чтобы прикрыть локтевым сгибом правый бок.

Один из таких ударов оказывается особенно чувствительным; соперник болезненно морщится, шипит, втягивая воздух через щель между зубами и капой. Не знаю, обращает ли на это внимание рефери, может, он и хотел остановить бой, но я, мгновенно среагировав на секундный шок Хусинга, делаю шаг вперёд и с подкруткой корпусом втыкаю правый апперкот в удачно подставленную нижнюю челюсть…

Немец мешком валится на канвас и рефери без всякого отсчёта размахивает руками, сигнализируя о том, что бой окончен. На ринг выскакивают секундант противника и врач. Петер понемногу приходит в себя. Ему помогают сесть, взгляд какой-то ошалелый, он, похоже, никак не сообразит, где он и что с ним. И судьи уже при всём желании не смогут помочь сопернику, так как дело до подсчёта очков уже не дойдёт.

Однако… Я и не мечтал, что всё так быстро закончится. Даже вспотеть толком не успел. А на трибунах, оказывается, есть и наши болельщики, скандируют то моё имя, то фамилию, то просто:

— Мо-ло-дец! Мо-ло-дец!

После того, как оказываюсь в раздевалке, туда влетают наши ребята, которые смотрели за боем с трибун. Все шумно поздравляют, хлопают по плечам, спине… А я, даже не приняв душ, быстро натягиваю спортивный костюм и лечу в зал, глядеть за боем Стивенсона и румына Алексе.

Тут обошлось без приятных для меня сюрпризов, кубинец был на голову сильнее своего соперника. Рефери остановил бой во втором раунде, когда после третьего нокдауна Алексе едва поднялся на ноги. Теофило если и устал, то ненамного больше меня. Третий бой на этом турнире смотрю с его участием, и пока не нахожу в его действиях ни одной ошибки, ни одного лишнего движения. Стивенсон младше меня на три года, а уже демонстрирует такой бокс! 100 % на профессиональном ринге он стал бы чемпионом мира в самой престижной весовой категории, заработал бы кучу денег, однако так и оставался всю жизнь в любителях. Собственно, у себя на Кубе он и так был звездой и ни в чём особо не