прессе, смеясь вместе с ними, когда прикреплял значок к воротнику Итана. Он отступил назад, прежде чем начать позировать, чтобы сфотографироваться с нами. Он был не единственным, кто присоединился к нам. Мать Оливии встала по другую сторону от Лиама.

Сквозь вспышки камер я встретилась взглядом с Оливией, призывая ее выйти на сцену. Она этого не сделала. Вместо этого она осталась за своим столиком, рядом с Седриком, который не выпускал ее из виду. Отвернувшись от нее, я оглядела комнату, пока мой взгляд не остановился на сукином сыне. Он стоял неподвижно, как статуя, и, казалось, был единственным человеком в комнате, который не хлопал и не улыбался. Вместо этого он уставился на нас обоих с нескрываемым отвращением.

Я, с другой стороны, действительно улыбнулась. Я улыбнулась так широко, что не удивилась бы, если он мог пересчитать все мои гребаные зубы. Ничто так не бесит твоего врага, как видеть твою улыбку.

Наконец, Лиам поднялся на трибуну, чтобы поблагодарить нашего Президента за его добрые слова.

— Заметка для себя, нанять спичрайтера президента, — сказал он, вызвав всеобщий смех. Он сделал глубокий вздох, прежде чем начать свою речь. — Хотел бы я сказать, что все, что сказал президент Коулмен, было правдой. Он сделал вид, что мы долго и упорно думали об этом, но, честно говоря, все произошло так быстро, что времени на раздумья почти не было. Мы просто отреагировали на поставленную перед нами проблему. Было много раз, когда мы были напуганы, устали и просто сыты по горло. И хотя кажется, что это было целую жизнь назад, я не хочу проходить через это снова. Это был ад. Быть разлученным с моей женой, моим новорожденным сыном, со всей моей жизнью — это был ад.

— Я встал на место миллионов американцев; пожарных, полицейских, правительственных агентов, всех, кто просыпается каждый день, зная, что им, возможно, придется пройти через ад, но они все равно встают и выполняют свою работу. Побывав пять месяцев на их месте, я могу сказать, что это те люди, которыми я унижен, удивлен и горжусь тем, что живу в одной стране. Для них всех должны быть медали свободы, чтобы показать благодарность, которую мы чувствуем.

Когда мы снова обнялись, я прошептала:

— Святой Лиам, народный герой.

В этот момент Итан начал суетиться, что, к счастью для нас, дало нам повод избежать прессы. Лиам что-то прошептал на ухо Коулмену, и тот кивнул и дал сигнал своим советникам, что мы закончили. Окруженные сотрудниками секретной службы, мы шли за Президентом по коридорам, которые были увешаны портретами всех прошлых президентов, пока не добрались до Овального кабинета. Я должна быть шокирована, обнаружив там Оливию, но я не был.

— Милая, ты ужасно выглядишь, в чем дело? — спросила ее мать, подходя, чтобы обнять дочь.

Оливия не ответила на это, она просто стояла там, застыв, уставившись на меня. Я знала, что она, должно быть, думала о побеге. Но с маячком на лодыжке, куда она действительно могла пойти?

— Тебе все еще нужно провести пресс-конференцию, — прошептала она.

— Они могут немного подождать. В конце концов, не похоже, что им есть чем заняться получше, — ответил Коулмен к ужасу их дочери.

— Она надеялась на минутку уединения, чтобы поговорить с вами, — сказала я им, когда села на диван и посадила Итана к себе на колени.

— Милая? — прошептала ее мать, расчесывая пряди ее светлых волос.

— Я в порядке. Мне нужно возвращаться.

— Я не понимаю, — сказал президент Коулмен, переводя взгляд между нами.

Прежде чем он успел сказать еще хоть слово, дверь открылась и вошел Нил, одетый довольно элегантно: черный костюм и красный галстук.

Мгновение он смотрел прямо на Оливию, и когда она сделала робкий шаг вперед, он почти остановил ее взглядом, полным отвращения и гнева в его глазах, заставив ее сделать гораздо больший шаг назад.

— Как раз вовремя, старший брат, у твоей жены сегодня много дел с прессой, не так ли? Я уверен, что вы оба можете сойти за любящую пару перед камерой, — сказал Лиам, приглашая его войти.

— Да. Тебе еще что-нибудь нужно? — спросил он, и я посмотрела на Лиама, который ухмыльнулся.

Мы сломали его, а это означало, что мы должны были его починить… но эта часть будет позже.

— Жена, — позвал Нил Оливию с непривычной резкостью, которая заставила ее вздрогнуть.

Она взяла его за руку и повернулась, чтобы уйти.

Нам все еще нужно было присматривать за ними обоими. На данный момент Нил доказал свою лояльность, но так же легко, как он отвернулся от своей жены, он мог бы отвернуться и от нас, если бы Оливия сыграла на его эмоциях. Возможно, он пытался скрыть свою привязанность к ней, но она все еще была там.

— С кем ты переписываешься? — Спросил меня Лиам, и на мгновение прежней мне захотелось сказать ему, чтобы он не лез не в свое дело.

— Седрик. Я думаю, было бы лучше, если бы он тоже остался у них на хвосте. — Если я знала Седрика так хорошо, как мне казалось, он был в ярости от сложившейся ситуации. Он не по-доброму воспринял предательство.

Глупая Первая леди стояла передо мной, уперев руки в бедра, как будто я должна была испугаться этого.

— Что бы вы ни делали с моей дочерью, я прошу вас остановиться. Она хороший человек, и я знаю, что хорошее — это не то, с чем вы знакомы, но…

— Мне разобраться, или ты хочешь почестей? — Я спросила Лиама, когда стояла, прижимая Итана к груди.

— Отправь ее в нокаут, — ответил Лиам, забирая Итана из моих рук и позволяя мне встретиться лицом к лицу с подражателем Джеки-О.

Сложив руки вместе, я расправила плечи и улыбнулась.

— Твоя дочь нехороший человек. Ты нехороший человек. Никто из нас в этом зале не является хорошим человеком. Вот почему мы можем стоять здесь сегодня. Мы все заключали сделки, мы все написали свои имена кровью, и все мы в какой-то момент смотрели в другую сторону. Я верю в хороших людей. Я знаю, что они где-то там,