Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты думаешь, что я лгу?
– Ты все представляешь так, будто не можешь измениться, но жизнь – это и есть изменения, а сейчас, в настоящее время, ты живой. Даже если ты не можешь умереть, все равно ты ходишь среди нас. Любишь, как мы, и чувствуешь боль так же, как мы.
Он не возражает, так что я продолжаю.
– Возможно, мир забыл Бога, а ты должен обрушить на нас Его волю, но не веди себя так, словно это не твой выбор. Каждый раз, въезжая в город, ты принимаешь решение заразить его жителей. Это ты выбираешь убийство, и никакие боги, за спинами которых ты прячешься, не защитят тебя от этой правды.
Одна за другой текут долгие секунды, тишину нарушает только яростный стук дождя по палатке.
– Если я такое чудовище, – начинает, наконец, Мор, – что же заставило тебя добровольно упасть в мои объятия?
– Ничего нового, – огрызаюсь я. – Просто я дура и идиотка.
– Я не остановлюсь.
Могу поспорить, что он раздражен, но не знаю, какая часть разговора его так достала.
– Но и я не буду молчать, не рассчитывай.
– Ты не можешь надеяться, что победишь, – предостерегающим тоном говорит Мор.
– Если тебе кажется, что речь идет о победе, – бросаю я, – значит, ты меня вообще не слушал.
– Гм, – он нависает надо мной и гладит по руке. – Ты дала мне серьезную тему для размышлений.
Стоп, стоп, неужели, я смогла до него достучаться? А ведь уже решила, что проще договориться со стеной.
– Но хватит разговоров на сегодня. Я хочу чувствовать вкус твоих глупых, грешных губ и накрыть твое тело своим – такова цена моего общения, – его дыхание совсем близко.
– Очень оптимистично с твоей стороны надеяться, что после такого разговора я тебе дам…
– Дашь?
– Потом объясню.
– Хорошо. Я устал воевать с твоими прекрасными устами, – и он нависает надо мной. – Покажи мне другую сторону жизни.
Что я и делаю.
Мне следовало бы опасаться таких дней, как сегодняшний, с ярким солнцем и чистым лазурным небом – таких дней, от которых больно глазам и щемит сердце. Сегодня как раз такой день и, хоть на дворе разгар зимы, он заставляет вспомнить лето.
Это чертовский фальшивый, лживый день, и мне следовало насторожиться, как я обычно настораживаюсь при виде таких, до боли, прекрасных вещей.
Далеко позади осталась ночевка в палатке. Мы с Мором въезжаем в первый за день городок, щуримся от солнца и болтаем.
– …я услышала шум под раковиной, – заканчиваю я свой рассказ, – пошла проверить, а там – не одна, а целых три крысы.
Я делаю эффектную паузу.
– Я не понимаю, как это связано с… пожарной сигнализацией, – Мор старательно выговаривает новый для себя термин. Я только что объяснила ему, что такое пожарная тревога и как сигнализация в моей квартирке осталась неповрежденной после Появления Всадников.
– Они побежали прямо на меня! – восклицаю я.
– И?..
– Что и?.. – вообще-то, крысы не атакуют людей. Особенно в последние годы, когда люди этих самых крыс могут съесть. – И я схватила баллон лака для волос, спички и на скорую руку соорудила огнемет.
Никто не заставит такую стерву, как я, сбежать из собственного дома.
Всадник запрокидывает голову и хохочет. Замолчав, я, насколько могу, разворачиваюсь в седле, чтобы как следует его разглядеть.
Только Мор способен затмить солнце.
– Не станешь же ты мне рассказывать, что причинила вред живым тварям? – спрашивает он, отсмеявшись.
– Ну, знаешь, особенно мило слышать это от тебя.
Его снова одолевает смех, а у меня появляется новая жизненная цель: смешить Мора больше и чаще.
– Это сработало? – спрашивает он.
– Да нет, конечно, какое там.
И снова взрыв хохота.
– А вот мне тогда было совсем не до смеха, – но мне не удается сохранить серьезное лицо. Разве это возможно, когда он так хохочет.
Мору удается взять себя в руки и заговорить сквозь смех.
– Но ведь твоя работа не поджигать, а…
БАБАХ!
Меня с силой бросает вперед, а мир вокруг взрывается. Чувствуя за спиной жар, ужасный, опаляющий жар, я взлетаю в воздух. Меня сильно обожгло, и это при том, что Мор, прикрыв меня своим телом, принял основной удар на себя.
Пролетев несколько метров, я боком врезаюсь в землю с такой силой, что в глазах темнеет от боли. Сверху сыплются обломки асфальта и грязи. Одни падают вокруг, другие наносят мне с дюжину ощутимых ударов в разные части тела.
Несколько секунд я, тяжело дыша, лежу на земле, в воздух поднимается густой дым.
Что это было, черт возьми, что произошло?
По другую сторону дороги я вижу Мора. Он придавлен к земле неподвижной лошадью, из-под головы вытекает лужа крови. Коня разорвало, половина тела отсутствует, а то, что осталось, окровавлено и обожжено.
Увидев все это, я тихо плачу.
Приподнимаясь на локтях, пытаюсь ползти к ним, хотя мои несчастные конечности протестуют.
Часть дороги разрушена, и увидев это, я понимаю, наконец, что мы пережили взрыв.
Кто-то заложил бомбу.
Господи.
Они появляются из леса, тихо и зловеще, пока я ползу к всаднику. Их не меньше дюжины, а то и больше, и, в отличие от тех, в предыдущей засаде, они не потрудились надеть защитные маски.
Они знают, что умрут.
Одеты они, тем не менее, продуманно. Почти все в черной коже или камуфляже.
Банда, мелькает мысль.
Ненависть переполняет их. Она искажает лица, кажется, что от нее сгущается воздух.
Эти – не такие, как все те, что были прежде.
Я этого не переживу.
– Мор, – пытаюсь я окликнуть его, но от боли и дыма голос еле слышен.
Пригвожденный к месту всадник не мог услышать меня, но все равно медленно поворачивает голову в мою сторону.
Глаза его полны страха.
За меня, догадываюсь я. Они приближаются к нам.
На меня они сначала не обращают внимания и окружают Мора. Быстро и слажено сдвигают коня, так что может показаться, что они спасают его, но я в это не верю. Когда дело касается всадника, альтруизма от людей ждать не приходится.
Один из них – он держит у бедра обрез – показывает на Мора.
И снова взгляд всадника сначала обращается ко мне и лишь затем к обступившим его людям.