– Подождите здесь, пожалуйста, – велел он и скрылся в номере.

Спустя некоторое время неприметный крепыш вернулся и поманил Кошку за собой. Открыв дверь, он провозгласил:

– Хозяин.

И скрылся с глаз. Кошка вошла в комнату, вполне подходящую для неофициальных увеселений. Одну стену целиком занимало окно с балконом. Там стоял, сцепив руки за спиной, изящно одетый эльфийский лорд и смотрел на город. Он был высоким, угрюмым и неуловимо знакомым. Кошка подошла ближе, и эльф обернулся.

– Отец! – изумленно воскликнула она.

– Нет, – с грустной улыбкой ответил Финголфинрод. – Всего-навсего я.

Он обнял ее в соответствии с этикетом. Кошка с такой силой сжала его в объятиях, что на глазах у нее выступили слезы. Наконец Финголфинрод сказал:

– Ну и что тебя сюда привело? У меня не очень много времени. Но можем где-нибудь поужинать и побеседовать. – Тут в нем промелькнуло что-то от прежнего Финголфинрода. – Или останемся тут и будем уныло пялиться друг на друга, если тебе так больше нравится.

– Ты! Ты никогда не меняешься, да, Родди? Я так рада. На секунду мне показалось, что ты изменился. – Потом Кошка добавила: – Фин, все считают тебя умершим. Решили, что ты погиб. Я боялась, что ты погиб.

– Ну что ж, в конце концов, это лишь вопрос времени.

Держа брата на расстоянии вытянутой руки, Кошка всмотрелась в его лицо, но ответов там не нашла.

– Почему ты такой мрачный? Прекрати! Тебе нужно выпить вина. Раздобудь бутылку и пару бокалов, наклюкаемся с тобой, расскажем друг другу о своих приключениях. Идет?

Они говорили, и пили, и еще немножко говорили. С балкона было видно, что Ис выстроен витками и спиралями, так что обсидианово-черные здания, всем скопом, производили эффект многократно повторенного головокружительного великолепия. С такой высоты прохожие внизу казались крошечными разбегающимися по океанскому дну крабами. Раз в мутной дали Кошке привиделся огромный змей или угорь, который, извиваясь, полз по улицам.

– Боюсь, я не смогу помочь тебе вернуть доброе имя, – сказал Финголфинрод, когда Кошка излила ему душу и свою историю заодно; они были на середине второй бутылки. – Из-за смерти отца в мире на время образовалась трещина, я проскочил в нее и тем самым совершил ошибку. Теперь я морское создание. Три минуты на поверхности – и мне конец. А нотариально заверенное свидетельство не подойдет?..

– Нет. Но может, оно и к лучшему. Братик, расскажи о своей жизни здесь. Скажи мне, что ты счастлив.

– Можно изменить контекст, – отозвался Финголфинрод, чуть насмешливо скривив губы, – но не суть. Здесь я счастлив не более, чем был на суше. Ни единой живой душе еще не говорил, кроме Дахут: восемь месяцев назад духохирурги диагностировали у меня преждевременную трансценденцию. Еще год, самое большее два, и меня не станет. А средства, с помощью которых можно оттянуть неизбежное, столь отвратительны, что я решительно отказываюсь к ним прибегать.

Кошка взяла его за руку:

– Родди, скажи мне, что это за средства, и, возможно, мы вместе что-нибудь придумаем. Ты же знаешь, я на все пойду, чтобы тебе помочь.

Он взглянул на нее.

– Ой. – Кошка отпустила его руку.

Финголфинрод захохотал. Через какое-то время Кошка к нему присоединилась. Они смеялись так долго и самозабвенно, что она уже испугалась, что не сможет остановиться.

– Хватит, – наконец сказал Финголфинрод и одним прикосновением к плечу успокоил Кошкины чувства.

Тогда она поняла, что, желая того или нет, ее брат дорос и дозрел до положения главы Дома Сан-Мерси, хотя титул и не был пока официально засвидетельствован. На мгновение Кошка задумалась о том, каким был в юности отец. А потом Финголфинрод сказал, со свойственной представителям его класса легкостью ввернув расистскую фразочку:

– Ну что ж, пустили кобольда в огород, это уж точно. И в твоем, и в моем случае. Тебе нужно мое свидетельство, а сам я здесь точно в такой же ловушке, как и дома. Однако существует малюсенькая вероятность, что удастся заключить сделку. Мне известны некие очень могущественные… назовем их сущностями. Они весьма заинтересованы в кое-каких древностях. Отцовский камень еще при тебе?

– Боюсь, он пропал. Его украл у меня тот, кому я доверяла.

– Какая жалость. Камень Утраченных Иллюзий – артефакт класса три и одно из сокровищ нашего Дома. Теперь уже и не скажешь, что бы удалось за него выторговать. Но, как говаривал отец, над пролитым семенем не плачут, над пролитой кровью тоже. Уверен, он и добыт-то был нечестным путем. – Финголфинрод встал с неожиданной решимостью. – Нужно взглянуть на это дело свежим взглядом. Хочу познакомить тебя с приютившей меня госпожой.

Сбоку на столике стоял хрустальный шар на серебряной подставке, которая изображала разбивающуюся о берег волну (явно работа искусников-гномов). Финголфинрод медленно положил ладонь на шар, и внутри хрусталя затеплился свет. С торжественностью, которой Кошка за ним прежде не замечала, брат произнес:

Снаружи донесся вздох, будто сквозь сосновый лес в сумерках пролетел ветерок. Кошка обернулась. На ее глазах черный стеклянный балкон превратился в тень, из которой соткался мост. Мост этот перекинулся через улицу и легким поцелуем в щеку коснулся пентхауса напротив.

Финголфинрод ступил на мост, и Кошка пошла следом.

Перейдя на ту сторону, они оказались в просторной квартире, обставленной с таким же вкусом, как и те покои, в которых Кошке случалось жить, и потому такой же незапоминающейся. Посреди комнаты эльфийская дама придавала последние штрихи стоявшим в широкой вазе анемонам. Заслышав шаги, она отложила в сторону крильницу и обернулась. Таких глубоких и темных глаз Кошка еще в жизни не видела. Будто озера, наполненные грехом.

– Это приютившая меня госпожа, – представил Финголфинрод, – и моя возлюбленная. Дахут мерк-Градлон.

У Кошки перед глазами все поплыло. Она оперлась рукой на стену, чтобы не упасть.

– Ты?.. Но ты же не та самая Дахут – та, которая…

– Негодяйка, которая растлила Ис, это ты хотела сказать? – Губы Дахут скривились в мрачной усмешке. – Та, что превратила его обитателей в таких же надменных и безнравственных распутников, как и она сама, и так разгневала сыновей Лира, что они разрушили морские врата и утопили город? Взгляни на меня – та ли я развратная Дахут? Я имею в виду, если закрыть глаза на мои вполне обычные пороки. Те, кто пишет историю, пытаются доказать, что, раз сами они невиновны, с ними ничего подобного приключиться не может. Может. И приключилось. Со мной и с моими подданными. Мы не сделали ничего, чтобы заслужить обрушившуюся на нас судьбу. Но если против тебя строит козни сама Богиня, к кому идти с жалобой? – Дахут легонько приобняла Кошку за плечи. – Уверена, мы станем лучшими подругами.