– Я люблю тебя.

Разве не из-за этого она притащилась с ним сюда, в такую даль? Месила грязь с солдатами? Чтобы быть с ним. Поддерживать. Направлять в нужную сторону. Судьбе ведомо, насколько он в этом нуждается.

– А я тебя еще сильней, – сказал он.

– Это не состязание.

– Вот как?

И он ушел, застегивая по дороге мундир. Она любила своего Гара. Правда-правда. Но если дожидаться, пока он заслужит то, чего достоин, честностью и добротою характера, то можно ждать до конца света.

А в планы Финри не входило встретить старость какой-то там полковничьей женой.

Капрал Танни давно снискал себе славу самого матерого засони во всей армии его величества. Он мог спать на чем угодно, в любом положении, а пробуждаться в секунду перед началом боя, или и вовсе не просыпаться. Помнится, однажды он продрых все сражение при Ульриохе – и это в головном окопе, в полусотне шагов от места атаки, – а проснулся, когда бой уже угасал и, лавируя между трупами, насобирал поживу едва ли не большую, чем те, кто обнажал в этот день меч.

Так что пятачок заболоченного леса под нудным накрапывающим дождем и вонючая пропитанная мешковина над головой его устраивали. Рекруты тоже не очень мельтешили перед глазами. Очнулся Танни в холодноватом предрассветном сумраке, спиной к дереву и с полковым штандартом в кулаке. Приподняв пальцем мешковину, он увидел, что на сырой земле на корточках сидят двое.

– Вот так? – уточнял что-то Желток.

– Нет, – шепотом отвечал Уорт. – Подносишь фитилек сюда, чиркаешь кресалом, как…

Танни решительно вскочил и затоптал кучку гниленьких дровишек.

– Я вам сейчас пожгу, тупицы! Огонь неприятель, может, еще и не приметит, а вот дым от него увидит непременно!

Хотя Желтку этой вот кучки мокрой гнили и за десяток лет не разжечь. Он и кресала-то толком держать не умел.

– Как же нам тогда приготовить жаркое, капрал?

Уорт поднял котелок, где болтался неаппетитного вида бледный ломтик мяса.

– Никаких готовок.

– А как, сырым его есть?

– Не рекомендую, – ответил Танни, – особенно тебе, при чуткости твоих внутренностей.

– Моих чего?

– Кишок, болван.

Плечи у рекрута поникли.

– Так чем же нам питаться?

– А что у вас есть?

– Ничего.

– Ну раз так, то его и лопайте. Коли не можете раздобыть ничего поприличней.

Даже для не в меру раннего пробуждения Танни был чересчур ворчлив. Он проснулся с неотвязным чувством, будто что-то его донельзя раздражает, хотя и не понимал, что именно. Потом ему вспомнилась грязная вода, смыкающаяся над лицом Клайга, и он пнул остатки хвороста в мокрый куст.

– Тут недавно приходил полковник Валлимир, – сообщил Желток, как будто именно этого Танни недоставало для поднятия духа.

– Прекрасно, – прошипел он. – Пожалуй, его и сжуем.

– Может, с ним прибыла какая-то еда?

Танни фыркнул.

– Все офицеры, прибывая, приносят только беды. А уж наш бравый полковник и подавно.

– Шибко тупой? – пробормотал Уорт.

– Увы, наоборот, – Танни вздохнул. – Умный. И честолюбивый. Из тех служак, что ради повышения будут ползти по костям простых людей.

– А мы простые? – переспросил Желток.

– Ты – можно сказать, ходячая дефиниция, сиречь определение.

Вид у Желтка был чуть ли не довольный.

– А Летерливера еще не видать?

– Ледерлингена, капрал.

– Да знаю я, как его звать, Уорт. А коверкаю потому, что это меня забавляет.

Он надул щеки и выдохнул. С той поры, как началась эта треклятая кампания, забавы у Танни стали ни к черту.

– Что-то его не видно, – сказал Желток, поглядывая на унылый ломтик мяса.

– По крайней мере, это кое-что.

Видя на лицах подчиненных недоумение, Танни пояснил:

– Леперловер отправился передать нашим дуроломам, что мы торчим здесь. Так что есть надежда, что именно он и доставит обратно указания.

– Какие указания? – не понял Желток.

– Откуда я знаю, какие? Но одно скажу наверняка: любые приказы – это плохо.

Танни нахмурился и уставился на лес. Сквозь чащобу, тени и туман он толком ничего не увидел, но расслышал отдаленный шум ручья, полноводного из-за дождя, капавшего всю ночь.

– Может быть, даже приказ идти на врага. Пересечь ту вон речку и ударить по северянам с фланга.

Уорт, бережно поставив посудину, взялся за живот.

– Капрал, я тут думаю…

– А вот этого не надо, тем более здесь.

Уорт без слов метнулся в кусты, на бегу расстегивая пояс. Танни сел, прислонясь к дереву, вынул желткову фляжку и сделал маленький глоток.

Желток облизнул бледные губы.

– Капрал, а нельзя ли…

– Нет, – отрезал тот. – Если только тебе…

Он хлебнул еще.

– …нечем заплатить.

В ответ тишина.

– Вот так-то.

– Эх, сейчас бы сюда палатку, – едва слышно проговорил Желток.

– И то. Но они остались с лошадьми, а король озаботился снабдить своих преданных солдат новой и редкостно бесполезной тканью, которая протекает по всем швам.

Что, само собой, оборачивалось выгодным обменом на палатки старого образца, на чем Танни успел уже дважды неплохо нажиться.

– Да и где ее здесь установишь?

Он почесал лопатки о кору дерева.

– Что же нам делать? – спросил Желток.

– Отвечу, воин: ничего. При отсутствии четких и однозначных указаний хороший солдат должен заниматься исключительно ничегонеделанием.

В тесном треугольнике из черных сучьев небо постепенно светлело. Танни поморщился и прикрыл глаза.

– Тем, кто не воевал, и невдомек, какая чертовски скучная штука эта война.

На этом он снова заснул.

Приснилось Кальдеру то же, что и всегда.

Замок Скарлинга в Карлеоне, сгустки теней, шум реки за высокими стрельчатыми окнами. Годы назад, когда отец был еще королем северян. Принц видел себя, молодого, на троне Скарлинга. Вот он сидит и с ухмылкой смотрит с возвышения на Форли Слабейшего – в путах, а над ним с поднятым топором стоит Дело-Дрянь.

Кальдер знал, что это не более чем сон, но все равно его охватывал леденящий ужас. Мучительно хотелось кричать, но рот будто залеплен. Хотелось шевельнуться, но путы были такие же крепкие, как и на Форли. Принц был связан тем, что сделал и тем, чего не сделал.