– Я хочу тебя. Всего тебя. И неважно, что у тебя за глаза – черные, голубые или какого угодно другого цвета.

Застонав, он притянул мою голову к своим губам и принялся целовать, крепко и неистово.

– На этот вопрос я отвечу тебе в постели. – Он схватил меня за руку, словно уже готовый перебраться в постель, но я со смехом отстранилась.

– Еще пять минут!

Он тряхнул головой.

– Две.

– Четыре.

– Три. Заканчивай, или я брошу тебя в постель прямо сию секунду.

– Договорились.

– Договорились насчет чего? Что я брошу тебя в постель прямо сейчас?

– Нет, через три минуты! – смеясь, воскликнула я, растирая его грудные мышцы. Но мой смех затих, потому что я вдруг вспомнила про парней Скорпиона.

– Сестра часто забиралась ко мне в постель, когда ночью ей снились кошмары. У нее такое живое воображение, ей часто что-то мерещится, хорошее или плохое, когда для этого нет оснований.

– К чему ты это говоришь? – хриплым голосом спросил он.

– Я вспомнила Нору, – произнесла я с грустью в голосе. – Я просто хочу, чтобы ты понял… Не знаю даже, как сказать… Понимаешь, я всегда опекала ее. Мне казалось, что ей требуется моя поддержка, и мы с ней вжились в эти роли. Ей всегда было нужно, чтобы кто-нибудь ее защищал. Но сейчас я думаю, не лучше ли предоставить ей возможность самой решать свои проблемы, ведь иначе она ничему так и не научится. Я всегда стремилась защищать ее, но ничто не заставит меня подвергать риску себя, нашего ребенка и тебя, даже моя сестра.

На его лице было такое нежное и понимающее выражение, что в груди у меня все сжалось от эмоций.

– Ш-ш-ш… Расслабься, – произнес он, гладя мои волосы. – Этот мерзкий тип не получит ни победу в чемпионате, ни приз, ни твою сестру. На сей раз ему не победить. Я все это у него заберу. Слышишь меня? Я получу и золото, и победу и избавлю от него твою сестру… И, конечно, буду защищать и любить свою девочку, и заботиться о ней.

Несколько оленей пробежали по опушке леса неподалеку от окруженного садом дома, который мы снимали в Остине. Я указала на них и воскликнула:

– Посмотри!

Но Реми лишь запыхтел в ответ, не переставая колотить по огромной шине от трактора.

В Техасе стояла жуткая жара, капельки пота катились у меня по шее, скатываясь в разрез блузки.

Щурясь в лучах полуденного солнца, я спросила Реми и тренера, не принести ли им что-либо из дома, но тренер лишь отрицательно покачал головой, а Реми что-то пробурчал и развернул шину в другом направлении.

– Мы почти закончили, – объяснил тренер. Я кивнула и подняла два пальца, прося дать мне две минуты, чтобы сходить в дом за лимонадом.

Войдя в дом, я увидела Райли в углу гостиной, он стоял так неподвижно, что я не сразу его заметила. Руки его были засунуты в карманы, и он смотрел на входную дверь, нахмурив брови. Мое тело тут же среагировало, придя в режим боевой готовности, и в животе я почувствовала холодный комок.

– Его родители, – произнесла я с неприязнью. – Его родители. Два жалких представителя рода людского, не заслуживающие права размножаться, а тем более произвести на свет такое прекрасное существо, как Ремингтон. Они же отказались растить и воспитывать его! Эти мерзавцы просто запихнули его в психиатрическую клинику и больше не вспоминали о нем.

Поджав губы, Райли жестом подтвердил мои подозрения.

– Пит сейчас занимается этим вопросом.

Инстинктивно обхватив руками живот, словно пытаясь защитить ребенка, я тоже уставилась на дверь.

– Зачем они продолжают беспокоить его? Неужели хотят все исправить?

– Брук! – Райли буквально выдохнул мое имя, как-то безрадостно рассмеявшись. – Эти люди бездушные негодяи. Они это уже проделывали десятки раз и прекрасно знают, что Ремингтон не даст им уйти без солидного чека.

Меня охватила ярость при мысли о том, как Реми нервничает каждый раз, когда мы приезжаем в его родной город. В прошлом сезоне родители снова его навестили и отхватили чек с его подписью на немалую сумму.

– Они не заслужили ничего от него. Ничего, – прошептала я. Не успев опомниться, я бросилась через гостиную к двери.

– Би! Пусть Пит сам отправит их восвояси, – крикнул мне Райли.

Но я, не слушая его, распахнула дверь и наткнулась на них прямо на пороге. Красивый пожилой мужчина, огромный, как гора. Мне было безумно больно видеть его поразительное сходство с Реми. Глаза его были такого же ярко-голубого цвета, как и у сына, но выражение их было совсем иным. Жизненная энергия, целеустремленность и сила, присущие Ремингтону, совершенно отсутствовали во взгляде его отца.

Его мать сверлила меня критическим взглядом. Я не осталась в долгу. Это была маленькая, спокойная, на вид очень милая женщина в скромном платье, похожая на домохозяйку, – и такой контраст с ее истинной натурой потряс меня до глубины души.

Такие милые люди, самые обыкновенные, которым вы улыбаетесь в лифте или когда встречаете на улице. Они кажутся такими приличными, заботливыми, но ведь это иллюзия. Как они посмели оставить Реми? А теперь имеют наглость приходить к нему в дом, словно имеют на это право.

Сама мысль о том, как они бросили своего ребенка, вызывала у меня безумное отвращение – я представить не могла, что можно так поступить с собственным сыном.

– Вы оставили его самого разбираться с этой жизнью. Почему бы вам сейчас не оставить его в покое? – злобно спросила я.

У них хватило наглости изобразить искренний ужас от моей выходки – или моего вида – а может, и от того, и от другого.

– Мы просто хотим с ним поговорить, – сказала мать.

Несмотря на то что на вид она обыкновенная женщина, я не могла, глядя на нее, представить, что она может быть чьей-то матерью. Теи более матерью Реми.

– Послушайте, мы знаем, что вы ждете ребенка, – добавила она, опустив глаза на мой живот, и я почувствовала, как Пит придвинулся ко мне, словно боялся, что она вот-вот протянет руку и притронется ко мне, а он, как друг Ремингтона, никак не мог этого допустить.

– Этот малыш, – продолжила женщина, сжав губы в тонкую линию и указывая на меня, – может быть таким же, как он. Надеюсь, вы это понимаете.

– Да, – ответила я, вздернув подбородок. – Надеюсь, что именно так и будет.

– Наш сын не в том состоянии, чтобы заводить детей! – прогремел глубокий, низкий голос мужчины, отчего я вздрогнула. – Он может причинить вред кому угодно. Ему нужны лекарства, его нужно лечить, а лучше, чтобы он был изолирован от общества!

– Черта с два, жалкие лицемеры! И вы еще притворяетесь хорошими родителями? – воскликнула я, разгневанная до такой степени, что едва могла дышать. – Ваш сын вырос достойным, благородным человеком, несмотря на все, что ему пришлось вынести, а вы самым бессовестным образом бросили своего единственного ребенка на произвол судьбы! Вы лишили его детства, вышвырнув из дома, а теперь являетесь сюда и указываете, как ему жить?