Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— При мне — нет. Вообще, он вел себя там странно.Слушайте, по-моему, он хотел знать мою фамилию. Точно! С этой целью он иподходил к стойке! — Я подробно рассказала о встрече в читальном зале изагрустила: звучало все это весьма неубедительно.
Прохоров продолжал молчать. С моей точки зрения, делать намв торговом центре было нечего, но Марк Сергеевич рассудил иначе, и полчаса мыбродили по отделам. Я терялась в догадках, зачем, пока его мимоходом брошенныйвзгляд в зеркало не убедил меня в том, что Прохоров желает проверить, неувязался ли кто за нами.
— Кажется, все в порядке, — сказал он, и мынаправились к его машине.
— Что вы думаете об этом? — спросила я уже дома.
Мне стоило большого труда не задать тот же вопрос по дороге,и теперь я просто изнывала от нетерпения.
— Думаю, он знает, кто вы такая. И ваше появление впарке ему по какой-то причине не понравилось.
— То есть этот человек, как и мы, ищет кинжалы?
— Не обязательно.
— Но ведь он интересовался статьей?
— Предположительно, он.
— Конечно, он! — возразила я. — Сидел наскамейке, наша встреча в библиотеке, потом эта пивная… Такое впечатление, чтоон уходил от слежки.
— Может быть. А может, человек просто решил сократитьпуть в переулок и воспользовался черным ходом.
— Да бросьте вы! Он…
— Что он? — усмехнулся Прохоров.
— Не знаю, — растерялась я. — Но вел он себяподозрительно. Мы можем что-то узнать о нем?
— Имя и фамилию владельца машины, а также домашнийадрес.
— Когда?
Прохоров вздохнул и взял телефон. Через полчаса мы зналифамилию я адрес владельца машины: Кузьмин Сергей Викторович, улица БольшаяГончарная, д. 3.
— Это совсем рядом с парком, — сказала я. —Почему бы нам… — И смутилась, сообразив, что говорю глупость. Допустим, мынавестим Кузьмина, но что мы ему скажем? Зададим вопрос, с какой такой стати онпокинул пивную через черный ход? А он нас пошлет подальше и будет прав.
С горя я удалилась в отведенную мне комнату размышлять надочередной загадкой. И вдруг на меня напала тоска. Что я делаю в чужой квартире,на кой черт мне кинжалы, загадки и прочее, когда у меня работы по горло?
— Нам не пора ужинать? — постучав в дверь, спросилПрохоров.
Войдя в столовую, я слегка растерялась. Безупречнаясервировка, две свечи, бутылка вина, Марк Сергеевич в белоснежной рубашке,хорошо хоть без пиджака. "У нас встреча «без галстуков», — мысленносъязвила я.
— Прошу. — Он пододвинул мне стул, а я, взглянувна свои джинсы, загрустила. — Я не знаю, какое вино вы предпочитаете… —начал Прохоров.
В вине я совсем не разбиралась и сейчас пожалела об этом.Надо будет заняться на досуге самообразованием.
— Не беспокойтесь, — пробормотала я.
— Вы у меня в гостях все-таки, — улыбнулся он.
— Я тронута… И говорю без иронии, — поспешнозаверила я, чтобы он чего-то не подумал.
— Я заметил, — кивнул Марк Сергеевич, разливаявино в бокалы. — Попробуйте.
Я попробовала, хотела восхититься, но решила, что это будеточень глупо, и просто улыбнулась.
— Не понравилось? — огорчился он.
— Нет, почему же.., только, если честно, я неразбираюсь…
— Не беда, я вас научу.
Не могу сказать, что его слова воодушевили. Скорее,наоборот.
— Я хотела обсудить с вами… — начала я, но он перебил:
— Давайте поговорим о приятном. Когда красивая девушка…
— Слушайте, — не выдержала я, — такоевпечатление, что вы собрались меня соблазнить.
— А вы против? — удивился он. — Жаль, а янадеялся.
Я приготовилась ответить нахалу, но он засмеялся:
— Ярослава Анатольевна, я пошутил.
— Не шутите так больше, я и без того чувствую себя…
— Как? — усмехнулся он.
— Не в своей тарелке.
— За вами что, мужчины никогда не ухаживали?
— По-моему, для этого время самое неподходящее.
— Что ж, придется отложить до лучших времен.
— Вы опять шутите?
— Нет. Сейчас я говорю серьезно. А что вас удивляет? Выженщина, я мужчина, грешные мысли вполне извинительны. — Он опятьзасмеялся, а я заподозрила, что надо мной все-таки издеваются, и решила сменитьтему.
— Можно задать вопрос?
— Конечно.
— Впрочем, нет, вдруг вы рассердитесь.
— Вы меня заинтриговали. Задавайте ваш вопрос.
— Что у вас с ногой? — Спросила, и сразу сталоясно, что спросила зря. Ну и ладно, по крайней мере, разозлится и грешные мыслиего оставят.
— Это с рождения, — помедлив, ответил он.
— Да?
— Нет, — покачал головой Прохоров, чем весьмаудивил. Я смотрела на него, не зная, как реагировать, а он продолжил:
— Я ведь вам говорил, что мой отец скверно обращался смоей матерью. Однажды он, по обыкновению, ее ударил. Мне тогда было лет шесть,я бросился защищать мать, и отец отшвырнул меня. Крайне неудачно, я сломалногу. Но отец, должно быть, решил, что я просто притворяюсь, и не позволилвызвать «Скорую». Сказал, что человек должен отвечать за свои поступки. Итолько на третий день он отвез меня к врачу. С тех пор одна нога у меня корочедругой. Вот и все. — Взглянув на меня, он неожиданно улыбнулся.
— Зря я спросила, — смутилась я. Если честно, уменя от его рассказа мурашки по спине побежали, и то, что говорил он спокойно,даже вроде бы равнодушно, как о чем-то незначительном, делало его рассказ ещеболее чудовищным.
Разумеется, после бестактного вопроса я вовсю стараласьзагладить свою вину и оттого болтала без умолку. Прохоров слушал внимательно,говорил мало, кивал время от времени, но взгляд его меня смущал и дажебеспокоил. В конец концов, я начала сомневаться, слышит ли он меня вообще.
— Еще вина? — спросил он.
— Нет, спасибо.
— А я, пожалуй, выпью.