Его, говорил Гитлер на этом совещании, угнетает то, что англичане все сильнее выходят на первый план; они – противник упорный. Через шесть – восемь месяцев они с многократно возросшими силами будут стоять во Франции. Голландия и Бельгия – на стороне англичан. От обладания Рурской областью зависит весь ход войны. Для нас важно иметь более благоприятное исходное положение. В настоящее время полет до Англии требует слишком много горючего. Такое положение можно изменить только в том случае, если будут захвачены Голландия и Бельгия. «Это решение – для меня самое трудное. Я должен выбирать между победой или нашим уничтожением. Я выбираю победу».

Затем Гитлер сообщил принятое им решение: как можно скорее атаковать. Францию и Англию. Нейтралитет Голландии и Бельгии он назвал «не имеющим значения». Военную ситуацию фюрер считал благоприятной. Но предпосылкой успеха служит фанатическая решимость высшего руководства, которое должно давать пример. Гели руководство всей жизнью народа будет обладать таким же мужеством, какое обязан иметь каждый простой мушкетер, никакие неудачи нас не постигнут. Свое выступление фюрер закончил словами: «Речь идет о том, быть или не быть нашей нации. Прошу вас понести этот дух решимости в низы. В этой борьбе я либо выстою, либо паду. Поражения моего народа я не переживу. Никакой капитуляции вовне, никакой революции внутри».

Во второй половине дня, ближе к вечеру, Гитлер имел еще одну серьезную и долгую беседу с Браухичем. Ему было необходимо убедить того. Сам же Браухич просил фюрера, если он ему не подходит, снять его с занимаемого поста. Гитлер просьбу отклонил и заявил: каждый солдат обязан оставаться на своем посту.

После ужина Гитлер отправился со мной в большое помещение, предназначенное для обсуждения обстановки, и мы долго ходили там взад-вперед. Ему было нужно высказаться вслух, чтобы уяснить для самого себя возможные ошибки. Он продолжал упрекать Браухича и Гальдера за их отрицательное отношение к наступлению на Западе. «100 германских дивизий, которые сейчас формируются, в данный момент количественно превосходят дивизии англичан и французов. Но уже через полгода все может измениться», – говорил фюрер. Это было его главной заботой, ибо он и сам не знал, каким темпом будут вооружаться оба крупных западных государства. Кроме того, Гитлер хотел, чтобы его сухопутные войска к весне были высвобождены для крупной операции на Востоке против России. Это – первый намек насчет России, который я услышал от фюрера; он показался мне утопическим. Для него же это было явно давно продуманным планом, осуществить который Гитлер предназначал вермахту.

29 ноября 1939 г. были прерваны дипломатические отношения между Россией и Финляндией. Гитлер следил за этим весьма скептически. Он исключал возможность, что маленькая Финляндия выдержит натиск советских вооруженных сил и сумеет противостоять им. Фюрер читал все сообщения прессы о событиях на этом театре военных действий и требовал от наших дипломатов в Москве и Хельсинки как можно больше и точнее докладывать о них. На протяжении последующих месяцев он с удивлением констатировал, что война эта не приносит русским никаких успехов. Гитлер задавал себе вопрос: в состоянии ли Россия одержать верх над Финляндией, но так никогда и не смог ответить на него. Фюрер наблюдал за ходом событий и по еженедельным киножурналам, пытаясь получить более ясное представление о них. Но поступавшие к нему материалы были скупы и полного впечатления не давали. Симпатии Гитлера, несомненно, были больше на стороне Финляндии, чем России. Но он был вынужден проявлять сдержанность, ибо договор о союзе с Россией заставлял его держаться нейтрально.

12 декабря у Гитлера состоялось важное совещание, на котором сам я не присутствовал, но много слышал от Путткамера, рассказавшего мне подробности. Фюрер принял Редера и обсудил с ним северные проблемы. Насчет Финляндии оба были единодушны в том, что нельзя допустить ее поддержки через «ненадежную» Швецию. По отношению к русским следует проявить некоторую предупредительность. Далее Редер сообщил о своих беседах с норвежцем Видкуном Квислингом, однако беседы эти отнюдь не давали оснований слепо доверять ему. Редер сильно настаивал на рассмотрении норвежской проблемы, ибо военно-морскому флоту для ведения войны необходимо владеть норвежскими портами. Гитлер весьма склонялся к его точке зрения, даже взвешивал возможность личного разговора с Квислингом, чтобы самому увидеть, что это за человек. Беседы с Редером продолжились через несколько дней в Имперской канцелярии, но фюрер никакого решения пока не принял.

Год близился к концу. Ситуация на западной границе была неясной. Гитлер от своего плана наступления на Францию не отказался. Однако 12 декабря оно было перенесено на 1 января, а 27-го – на 9 января 1940 г. Фюрер решил провести Рождество в войсках на Западе. Посетил неподалеку от Лимбурга-на-Лане одну разведывательную эскадрилью. Вторую половину дня провел в пехотном полку «Великогермания», а вечер – в полку своей личной охраны «Адольф Гитлер», где произнес короткую речь. На следующий день, 24 декабря, пообедал на батарее тяжелой зенитной артиллерии в зоне противовоздушной обороны. После обеда побывал между германской и французской линиями фронта и с интересом осмотрел некоторые позиции.

Только поздно вечером Гитлер вернулся в свой железнодорожный спецсостав. Первый день Рождества он провел во вновь сформированном полку «Лист», а затем собственным поездом возвратился в Берлин.

Появление Гитлера среди солдат произвело сильное впечатление. Войска приветствовали фюрера как победителя в борьбе с Польшей и освободителя бывших прусских провинций Познань и Западная Пруссия. Солдаты были уверены в победе в предстоящих боях на Западе и лишь ждали приказа выступать. Некоторые высокие штабы на Западном фронте, казалось, этой уверенности не разделяли. Гитлер же при своих посещениях войск просто-таки излучал спокойствие и уверенность. У него сомнений никаких не возникало. В нескольких кратких словах при посещениях частей он убеждал солдат в превосходстве германского вермахта в предстоящих сражениях против Франции на наглядных примерах уходящего года. Но угнетающе действовала плохая погода. Термометр показывал в эти дни около нуля. Над всей местностью стоял легкий туман. Видимость была невысока, метеоусловия никак не вдохновляли солдат и давили на них. Фюрер тоже осознавал это и старался рассеять мрачное настроение.

27 декабря Гитлер велел проинформировать его о состоянии сухопутных войск на данный момент, а затем попрощался, чтобы провести несколько дней в Мюнхене и на Оберзальцберге. Его сопровождал Шмундт. Предстояли две недели, в которые, предположительно, ничего чрезвычайного не ожидалось.

Новый год наступил спокойно. Погода не изменилась. По-прежнему висела серо-белая почти непроницаемая пелена.

3 января 1940 г. Гитлер получил от Муссолини длинное письмо, в котором тот, в частности, предлагал фюреру «начать восстановление польского государства» и не наступать на Западном фронте. Дуче высказывал недовольство дружбой Германии с Россией, остающейся величайшей опасностью для всей Европы. Мне не довелось наблюдать непосредственную реакцию фюрера на это письмо; знаю только о его отчасти деловых, отчасти раздраженных репликах по данному поводу. На само письмо он так и не ответил и никакой причины для личной встречи с Муссолини не видел. Они не встречались уже с мая 1938 г. Письмо снова показало Гитлеру, что итальянское правительство настроено вполне пробритански и профранцузски.