9 января фюрер прежде всего велел доложить ему о погоде. Главный метеоролог указал на ее предстоящее улучшение на востоке, полагая, что на следующий день сможет дать более подробные сведения и о погоде на западе. Поэтому фюрер отложил свое решение до 10 января. Синоптик сообщил, что 12 и 13 января ожидается кратковременная пасмурная погода, но затем 12-14 дней по всей Европе будет стоять ясная зимняя погода при температуре от -10 до -15 градусов. Гитлер назвал в качестве «дня А» 17 января. Если произойдет ухудшение погоды, наступление будет перенесено на весну. В этот день в Имперской канцелярии царила напряженность. После обеда к фюреру явились на совещание Браухич и Гальдер; обсуждался вопрос о нанесении люфтваффе 12 или 13 января сильных бомбовых ударов по авиационным базам противника в северной части Франции.

11 января стало черным днем. Один офицер связи из летной части 220 (Мюнстер) по пути на совещание в 1-м авиационном корпусе (Кельн) сбился с маршрута. Пилоту, у которого горючее оказалось на исходе, пришлось совершить вынужденную посадку у Мехлина. В папке у курьера находились самые последние оперативные планы на «день А». Гитлер принял это сообщение спокойно и сначала ждал более точных донесений о том, какие именно документы могли в этом случае попасть в руки бельгийцев. Германский военный атташе доложил из Брюсселя, что все документы удалось уничтожить. Фюрер отнесся к этому с недоверием. Через несколько дней картина стала полной. Сжечь бумаги офицеру связи не удалось – ему помешали. Его и пилота (тоже офицера) схватили и доставили в бельгийский военный барак. Там неудачей закончилась и вторая попытка офицера связи уничтожить документы. Бельгийцы стали обладателями действующего плана германского наступления и немедленно передали его французскому генеральному штабу.

Гитлер внешне оставался спокоен, не в последнюю очередь потому, что ответственность за этот инцидент в конечном счете нес Геринг как главнокомандующий люфтваффе. Но внутренне фюрер был крайне взволнован и взвинчен. Уже вечером 11 января после ужина в разговоре с дежурным военным адъютантом он откровенно и недвусмысленно высказался насчет того, с каким легкомыслием в люфтваффе транспортируют секретнейшие документы. Инцидент этот побудил фюрера еще 11 января издать «Основополагающий приказ № 1», согласно которому никто, ни один офицер и ни одно военное учреждение не имели права знать о секретных делах более того, чем это было безусловно необходимо из служебных соображений. На будущее запрещалась всякая «необдуманная передача по инстанции указов, распоряжений и сообщений, сохранение которых в тайне имеет решающее значение».

Пасмурная погода не менялась. Не было и никакой гарантии, что люфтваффе получит на целых три дня летную погоду. Поэтому Гитлер решил подготовку к наступлению приостановить. Необходимо было изменить ставший известным врагу план операции. Фюрер теперь твердо решил сконцентрировать основную массу танковых соединений на направлении главного удара, пробиться через Арденны к Маасу между Динаном и Седаном и оттуда дойти до устья Соммы. После мехлинского инцидента это было его твердым намерением, и он добился принятия данного плана вопреки многим трудностям с ОКХ и всяческим сомнениям.

24 января, в день рождения Фридриха Великого, Гитлер выступил во Дворце спорта перед 7 тыс. кандидатов в офицеры, которые ожидали присвоения им лейтенантского чина, с изложением своих взглядов на современное положение в Европе. Он сказал, что «Европа, которая управляется по милости Франции и Англии, не дает возможности нормально жить немецкому народу… Какие бы ограничения мы для себя ни принимали, мы никогда не ублаготворим Францию и Англию. Если уж эта борьба стала для моего народа неизбежной, моя абсолютная воля – осуществить ее еще при моей жизни». Слова его молодые офицеры встретили аплодисментами более сильными, чем год назад на приеме в Имперской канцелярии.

30 января Гитлер снова стоял на трибуне Дворца спорта. Этот день очередной годовщины его прихода к власти в мирное время обязательно сопровождался речью фюрера в рейхстаге. На сей раз он воспользовался случаем обратиться непосредственно к народу. Гитлера встретили овацией, а речь его прерывалась возгласами одобрения. Сделав резкие выпады против Англии, фюрер заявил: «Герр Черчилль горит желанием перейти ко второй фазе. Он поручает своим посредникам -и делает это даже лично – выражать надежду, что наконец-то вскоре начнется борьба при помощи бомб. И они уже кричат, что борьба эта, разумеется, не остановится перед уничтожением женщин и детей. Да и когда Англия вообще щадила женщин и детей!».

Тем временем, после того как Гитлер преимущественно занимался операцией «Гельб», на первый план выдвинулась подготовка, операции «Везерское учение» («Везерюбунг»).

16 февраля интерес и раздражение у Гитлера вызвал инцидент в одном из норвежских фиордов, то есть в территориальных водах Норвегии. Германский транспорт «Альтмарк», обеспечивавший снабжение потопленного еще в декабре 1939 г. в устье реки Ла-Плата броненосца «Адмирал граф Шпее», имея на борту около 500 английских моряков с потопленных британских судов и пытаясь найти вдоль норвежского побережья путь возвращения в Германию, был взят на абордаж английским эскадренным миноносцем. Фюрер поставил вопрос так: почему команда «Альтмарка» не оказала никакого сопротивления и не донесла о передвижении английских военных кораблей в этой морской акватории?

21 февраля Гитлер принял генерала фон Фалькенхорста, которого Йодль рекомендовал ему в качестве военачальника, пригодного для боев в Норвегии, и поручил ему разработать план вторжения. в эту страну. Поскольку требовалась максимальная секретность, чтобы избежать случайной огласки, Фалькенхорст поначалу не располагал никакими служебными материалами, кроме карт. Поэтому он приобрел туристический путеводитель Бедеккера по Норвегии, заперся в номере отеля и во второй половине того же дня представил Гитлеру свои наметки. Фюрер одобрил его предложения; конфигурация страны обилия вариантов не допускала. . 23 февраля у Гитлера побывал Редер, сообщивший о гибели двух миноносцев в Северном море. Он предполагал, что оба корабля были потоплены своими же, германскими самолетами. Через несколько дней это подтвердилось, вызвав волнение в военно-морском флоте и люфтваффе. Фюрер обвинил обе эти составные части вермахта в легкомысленном проведении бесконтрольных операций и приказал принять меры к тому, чтобы такие невероятные происшествия больше не повторялись.

Главным аргументом Гитлера (несмотря на текущие меры по «Везерскому учению») по-прежнему был поход на Запад. Ежедневные обсуждения обстановки с Кейтелем и Йодлем зачастую превращались в весьма подробное рассмотрение ожидаемого сопротивления на бельгийской и голландской границах. Фюрер приказал дать ему все материалы о пограничных укреплениях, отдельных фортах и заграждениях и принялся разрабатывать собственные планы намечаемого наступления. Его предложения и ход мыслей приводили выходившего из кабинета фюрера Гальдера просто в отчаяние, поскольку он придерживался точки зрения, что это – дело самого командования. Гитлер же считал, что отдельные важнейшие элементы первого дня наступления следует точно определить и зафиксировать заранее. Отсюда проистекали бесчисленные разговоры.