мне про это рассказываете?!» И скрытый страх и растерянность звучали в ее голосе.

Залатова своим ответом окончательно убедила Анну Николаевну в своих намерениях. Иначе как же можно растолковывать ее слова: «Говорю, о чем люди толкуют. Может, и тебе насчет этого подумать. Во всяком случае, покладистее советую быть…»

Да, конечно, Залатова решила воспользоваться ситуацией. Потом, уж когда Александр приехал, она тоже разные палки вставляла. Комната рядом освободилась, так сколько нервов пришлось потрепать, сколько бумаг исписали, пока добились. Потом Залатову перевели работать в другое место, ну да уж Анне Николаевне было не страшно: Александр был рядом и Арся живой. Про Колю по-прежнему никакого слуху, но среди соседей разговоры шли, будто он в плену. Кто те разговоры пустил, Анна Николаевна догадывалась, но оспаривать не пыталась. Может, в самом деле в плену — ведь война была, ведь сколько земли фашист захватил. Плакала по ночам, жалея своего меньшого сына.

Старуха Залатова отлично знала, что наводит напраслину на Моревых. Потом попритихла, хотя понимала, что судить ее за те разговоры никто не может. Попробуй, во-первых, докажи, что она не права. «Пропал без вести». А что это такое? Кто может точно сказать, что это означает? Да никто. Раз человека нет и никаких о нем сведений, то может быть всякое, в том числе и плен. Это во-первых. А во-вторых, если кто и начнет ей мораль читать, так она пошлет его подальше. Вот и все. Нет, никто ее не тронет, потому как никто ничего не может сказать существенного. Никто ничего не знает. Залатова не беспокоилась об этом. И не думала. Только это награждение, этот орден… Ее, конечно, голыми руками не возьмешь. Но Моревы теперь наверняка будут нос драть…

Залатова посидела на скамейке, посмотрела вокруг, нет ли какого непорядка. Вспомнила про телевизор, где должны рассказывать про гипертонические болезни, поднялась и, держась правой рукой за бок, заковыляла к дому. Смеркалось. Она решила, что будет теперь совершать свои прогулки по левой стороне улицы, и долго вспоминала, в какое время там бывает тень. Тень для ее здоровья имела большое значение.

12

На другое утро Арсений опять проснулся рано. Но племянника на кровати и след простыл. Арсений встал, оделся, подошел к окну и увидел: Михаил в одной майке и в трусах ворочает березовые чурбаки около сарайки. Знакомая с детских лет физкультура.

На цыпочках, стараясь не шуметь, Арсений вышел во двор.

— Ты что это, Миша? Чего это тебе не спится? — сказал он, подходя к сарайке.

Михаил выпрямил широкие плечи, улыбнулся.

— Да вот решил переколоть эти чурбаки. Мать давно корит меня за них, лежат, дескать, глаза мозолят. Мать у нас, если что увидит не по ней, не отступится. А я вчера гулял мало-мало, на футбол ходил… Вот и решил сегодня с утра компенсировать вчерашнее, чтобы повода для выговора не было.

— Ты смотри, какой дипломат! — пошутил Арсений.

— А как же, дядя Арсений. Дипломатия — вещь полезная.

— Полезная, полезная, Миша, — повторил Арсений, разглядывая с интересом племянника. Мускулы на руках прямо налитые. Плечи, грудь, шея — все дышит молодостью, здоровьем.

— Ну как футбол? Понравился?

Михаил поморщился, плюнул на широкие, задубелые ладони, растер и взялся за колун.

— Знаете, дядя Арсений, теперь как играют — за очко.

— Что значит — за очко?

— Неужели не знаете, дядя Арсений? — Михаил прищурился, худощавое по-юношески лицо его расплылось в лукавых зайчиках. — «Ты меня не трогай, и я не трону, барыши пополам, то есть очки…»

— Как же они такую игру ведут?

— Вот не пошли вчера на стадион, — сказал Михаил и ударил по березовому чурбаку колуном. — Сами бы все увидели. Ну, гоняют мяч посреди поля, тянут волынку, бегают из конца в конец… А по воротам настоящих ударов нет.

— Как же так? Лиза вчера сказала, что соседи отправились всей семьей на футбол, что якобы интересная игра должна быть.

— Да так оно и есть, дядя Арсений, — вздохнул Михаил. — Стадион был полный, все ждали. А игра оказалась неинтересной. Уж свистели им вслед, как только могли, да что толку.

— Что — не воспринимают?

— Похоже, что нет. — Михаил еще раз ударил колуном по чурбаку, и от него отлетели в разные стороны два полена. Он взмахом руки поправил спадавшие на лоб волосы и сказал: — Я теперь редко на стадион хожу. Вчера надеялись, что будет игра, да ошиблись…

Арсений присел у сарая на приступок, наблюдая с улыбкой за племянником, за его ловкими, сильными движениями. Вот ведь как бежит время, давно ли, кажется, мальчонкой бегал, букву «л» не выговаривал, а тут уж взрослый парень, армию отслужил, работает. Почитай, самостоятельный человек. За очко, говорит, битва идет. Очки пополам — и никто не внакладе.

— Ну, а ты, Миша, как сам-то живешь?

Михаил левой рукой подкинул колун, ловко поймал его — он в армии еще научился жонглировать разными тяжестями, потом ответил:

— Нормально живу, дядя Арсений… А чего? Мне кажется, нормально, — он пожал плечами, как бы стараясь еще и еще раз взглянуть со всех сторон на свою жизнь. — Работаю… Как и все.

— Работой доволен?

— Я доволен, дядя Арсений, — лицо у Михаила посерьезнело. — Чего мне быть недовольным. Ну, вы слышали — на кранах я работаю. Слесарем. А краны бы видели какие — последнее слово техники.

— Чего это отец говорит насчет инструментального?

— В инструментальный меня действительно тянут, — нахмурился Михаил. — Зовут уже давно, да что толку. Не пойду я туда.

— А почему?

— Мне тут нравится. Интереснее мне тут.

— Это хорошо, Миша, если нравится. Тогда тебе и голову нечего забивать инструментальным.

— Да я и не забиваю, — усмехнулся Михаил. — Меня отец все уговаривает перейти туда.

— Чего это ему так хочется?

— Квалификация, говорит, выше.

— А может, так оно и есть?

— Не думал об этом, дядя Арсений. Я же говорю, мне тут нравится.

Наступила пауза. Михаил отправился в сарайку за очередным чурбаком. Потом, склонившись, он старательно устанавливал его на земле, отошел в сторону и взмахнул колуном.

Ловкий парень, сила играет. Арсений начал припоминать, что он делал в его годы. Оказалось, командовал взводом автоматчиков в стрелковом полку. Погибали они в то лето от комаров и от фашистских пуль в болоте под городом Опочкой. «Боже мой, — с грустью думал Арсений. — Тогда я мечтал только об одном: как бы не нарваться на снайпера…»

— Хорошо, когда любишь свое дело, — сказал Арсений и смутился.

— Само собой, дядя Арсений, — ответил Михаил, делая замах колуном. — Иначе не может и быть, — добавил он, с удовольствием разглядывая упавшие после удара