слабым. Он даже не боролся. Позволил ей топтаться по нему».

«Я его ненавижу. Дома все болтают обо мне у меня за спиной и это – его вина».

– Я не хотела заставить тебя чувствовать себя, как твой отец, – сказала я, делая шаг назад и чувствуя, как под ногой хрустит стекло.

– Минт, отойди, – сказал Куп, пытаясь встать между нами. Минт издал звук, как будто задыхается, и бросился – но не на меня, а на Купа, и с силой его оттолкнул. Куп споткнулся о ножку стула и влетел головой в стену. Каро завизжала.

Фрэнки бросился вперёд, чтобы сбить Минта с ног, но Минт предупреждающе поднял руку: «Не смей меня трогать, Фрэнки».

Фрэнки – каждым дюймом его огромного тела – замер неподвижно, как стена; сказались годы подчинения лидерству Минта.

– Минт, – сказала я, стараясь сохранять спокойствие, – прости, что предала тебя. Мне очень жаль, что с твоим отцом всё так случилось. Но я не думаю, что…

Он развернулся ко мне: «Мой отец не боролся. Он был трусом. Но не я».

– Ты прав. – Я смотрела через плечо Минта как Каро пытается поднять Купа на ноги. – Ты – не он.

– Ты снова это делаешь, – выплюнул, шипя, Минт. – Лишаешь меня достоинства. Как на старшем курсе. Ты знаешь, что я разбил Тревору лицо у всех на глазах за то, что проявил ко мне неуважение? Чёртов ассистент Гарви. Он потом несколько месяцев говорить не мог.

Это Тревор работал с мистером Гарви? И Минт его побил? Я никогда не слышала об этом даже шёпота. Всё, должно быть, замяли, замолчали после смерти Хезер.

– Но ты была намного хуже его, – сказал Минт. – Я хотел сломать тебе шею.

– Но ты не сломал, да? – Эрик вышел из тёмного угла, где, молча и не двигаясь, стоял и блестящими глазами смотрел, как всё разворачивается. Он подошёл к Минту и толкнул его за плечи, заставив Минта отступить назад. – Вместо этого ты сделал это с Хезер, верно?

Верно?

Минт зыркнул на Эрика; его лицо горело; он изо всех сил пытался что-то сдержать. Он посмотрел на Купа, потом на меня, и внезапно плотину прорвало: пошатнулась последняя удерживавшая его преграда. Пока я смотрела, как он превращается в совершенно другого человека – создание из ярости и пламени – моё удивление превратилось в совершенно другое чувство.

Моё тело знало первым: мои конечности окостенели, жар в груди замёрз. Дюйм за дюймом понимание добралось до моего мозга.

«Ты узнаёшь этого человека», – шептал голосок.

«Опасность, – шипел он, – Просыпайся».

– Я думал, что ты это она! – закричал Минт, показывая на меня; глаза его горели огнём. – Я думал, что убиваю тебя!

Глава 40

Февраль, выпускной год

Минт

Разбитые костяшки пальцев правой руки ныли от боли, но ему стало лучше. Ни один из братьев, стоящих там, в фойе, не решился на него взглянуть, все они сжались от страха, пустились в долгий путь к бочонку с пивом и попрятались по углам «Фи Дельты», как и все, кто готовился к балу влюблённых. Теперь, когда Кортни Кеннеди открыла ему глаза так запросто, будто всё что ей было надо – свергнуть Джессику, занять её место рядом с ним, стало много легче.

То, что он сделал с Тревором, доказывало, что Минт не трус, не отец, хотя об отце ему теперь было тяжело даже подумать. Тупой герой его детства, а теперь разбитая скорлупа на больничной койке. Слишком слабый для этого мира. Но Минт слабым не был. Минт был на вершине, он был королём, он был альфой.

За весь день никто не упомянул его отца или семейную компанию, что означало либо что фидельтсы не читали новости, либо что пиарщики его матери проделали большую работу, чтобы скрыть катастрофу от прессы. Конечно, сокрытие того, что сделал отец – мысленно он услышал жёсткий и холодный голос матери: «выбрал путь труса» – будет только к лучшему для всех. Сам Марк поклялся себе, что из его рта не вылетит ни слова по этому поводу.

Теперь, когда он выпустил это из себя, ему удалось снова взять пылающее внутри пламя под свой контроль. Теперь внутри него больше не бушевала стихия, теперь это было ровное пламя, голодное и терпеливо выжидающее своего часа.

Бал влюблённых станет для Минта звёздным часом. Благодаря деньгам, которые родители кинули в фонд праздника (чек, Слава Богу, пришёл до обрушения рынка) в этом году бал был пышнее и лучше, чем в прошлые.

Наняли лучшую музыкальную группу, «Фото вечеринок» готовы снимать всё происходящее как толпа папарацци, первокурсники съели унижение от того, что их нарядили купидонами, море виски для каждой пары. И всё это – доказательство щедрости Минта, его власти как президента «Фи Дельта».

Даже лучше: Джессика скоро будет здесь, наряженная и расфуфыренная. Будет ждать от него романтических излияний – это День Святого Валентина, всё-таки. Он дождётся идеального момента – когда они окажутся в центре толпы – и нанесёт удар – он знает. Он заставит её умолять позволить ей вернуться, плакать перед всеми собравшимися, а потом повернётся к ней спиной и скажет, что всё кончено, и она ему отвратительна. Идеальная драма! Пусть все видят, что Минт сильный и непоколебимый, а не болван какой-нибудь. Пусть видят, какое сокровище она упустила. Никто больше не станет над ним смеяться.

Он расправил за углы свою розовую бабочку. Он сделает всё, что должен был сделать отец, исправит его ошибки. Пламя внутри него разгоралось, потрескивало, жаждало этого.

Фрэнки бегом сбежал по лестнице в подвальное помещение и кинулся к нему.

– Эй, надо поговорить!

Минт протянул кружку пива Фрэнки, который рассматривал потянувшиеся швы на его костюме – том самом, что он носил с первого курса.

– Дай угадаю. Ты решил наконец принять предложение сходить к моему портному?

Фрэнки махнул рукой.

– Видишь этих младших, которые бросают на тебя странные взгляды? Как будто они сейчас штаны намочат?

Это было правдой. Место где стояли Минт и Фрэнки стало точкой притяжения взглядов всех, находившихся в подвале, солнцем вокруг которого вращалась вечеринка. Все смотрели на них с разнообразными выражениями – тут были и страх, и восхищение и расчётливый интерес.

Минт передёрнул плечами и отхлебнул своего пива чтобы скрыть улыбку.

– Может я сегодня чуть перегнул палку.

Фрэнки нахмурился.

– Чуть перегнул палку? Ты Тревору скулу сломал.

– Он перешёл черту. – Минт говорил с напускным равнодушием, как будто уже остыл. – Ты же знаешь каким он бывает. Он