По признанию самого председателя Союза воинствующих безбожников Емельяна Ярославского, количество верующих в СССР к 1940 году составляло 45–50 %, а значит; за два десятка лет богоборцам так и не удалось уничтожить на все сто процентов религиозную веру в Советском Союзе… Эти 45–50 % и были той самой почвой для её возрождения сначала при немцах, а затем и в самом СССР с прагматичного разрешения Иосифа Виссарионовича.

«К началу войны Русскую православную церковь представляли 6376 священнослужителей, 28 епископов; действовали 3021 храм и 64 монастыря», — пишет Т. А. Барабаш. Но это только после присоединения Прибалтики, Бессарабии, западных областей Украины и Белоруссии.

Однако повторимся, что открывшиеся при оккупантах «храмы превратились в центры русского национального самосознания, проявления патриотических чувств. Вокруг них сплотилась значительная часть населения. Всего за три года оккупации в условиях голода, разрухи, отсутствия материальных возможностей было восстановлено более 40 % дореволюционного количества церквей. Существуют разные цифры открытых на оккупированной территории СССР православных храмов. Современные историки, как правило, говорят о 7547, ссылаясь на отчёт Совета по делам Русской православной церкви о состоянии Церкви на 1 января 1948 г.».

«Последствия «религиозного возрождения» на оккупированной территории СССР были довольно велики, — продолжает рассказ М. Шкаровский. — Эмигрантские историки В. Алексеев и Ф. Ставру склонны даже, несколько преувеличивая, придать ему определяющее значение: «Германский фашизм был не менее враждебен христианству и особенно Русской Православной Церкви, чем советский коммунизм. Тем не менее, их столкновение, приведшее к оккупации германской армией значительной части территории СССР, приблизительно с одной третью населения страны, создало особые условия, сыгравшие решающую роль в судьбе Русской Православной Церкви… В целом по размаху и интенсивности это религиозное возрождение может быть названо вторым крещением Руси». В любом случае несомненно, что оно оказало заметное влияние на изменение религиозной политики советского руководства в годы войны. Религиозный подъём показал, что преследования и гонения 1920–1930-х гг не смогли уничтожить веры людей и основ приходской жизни. Без сомнения, при отсутствии государственного давления подобное возрождение произошло бы и на остальной территории России».

Что ж, война и впрямь сделала своё дело… Например, в 1942–1943 годах в 14 районах Ярославской области беспрепятственно, хотя и неофициально, без юридического оформления стал функционировать 51 храм. Иногда церкви открывались даже при содействии руководящих деятелей государства. Так в 1943 году по личному указанию М. И. Калинина в Ивановской области были открыты две церкви. Он же, как председатель Президиума Верховного Совета СССР, однажды указал Ярославскому облисполкому, «что не следует возбуждать недовольство верующих теперь, когда требуется единство всего народа для победы над фашизмом, и разрешил открыть церковь в Сусанинском районе».

Тогда же, в 1943-м, органы госбезопасности докладывали о многочисленных бродячих священниках и епископах, агитирующих верующих подавать властям ходатайства об открытии храмов.

Осенью 1945 года Г. Г. Карпов подпишет одну из секретных справок, в которой будут весьма примечательные цифры: «1) На октябрь месяц 1943 года ко дню образования Совета по делам Русской Православной Церкви действующих православных церквей на территории Союза 9829. Из них открыто немцами в период временной оккупации нашей территории примерно 6500 церквей.

2) За 1944–45 года по Союзу поступило от групп верующих 6770 заявлений от открытии церквей (не считая повторных). По рассмотрении этих заявлений, их проверке, по заключениям обл(край) исполкомов Советом открыто за 1944–45 года 529 церквей. Из них: за 1944 год — 208 церквей в 48 областях, краях и республиках; за 10 месяцев 1945 года — 321 церковь в 64 областях, краях и республиках.

3) За тот же период времени отклонено ходатайств верующих от открытии церквей 4850. Находится на рассмотрении 1391 ходатайство. Таким образом, удовлетворено за 1944–45 года 9,8 % всех рассмотренных ходатайств.

4) На сегодняшний день имеется на территории Союза действующих православных церквей и молитвенных домов 10 358. Из них: в Украинской ССР — 6073; в РСФСР — 2606; в Белорусской ССР — 633, Молдавской ССР — 615; в Литовской, Латвийской и Эстонской ССР — 343; в остальных союзных республиках — 88. Церкви и молитвенные дома размещены весьма неравномерно. Самое большое количество находится в районах, подвергавшихся немецкой оккупации, где в период 1941–1943 годов имело массовое открытие церквей.

Винницкая область — 822 церкви; Киевская — 604; Ровенская — 438; Черниговская — 410; Полтавская — 347 и т. д. В ряде республик и областей количество действующих церквей незначительно. Например: Горьковская область — 24 церкви; Тамбовская — 17; Архангельская — 13; Астраханская — 11; Удмуртская АССР — 16; и т. д.

Есть области и края, где действующих церквей всего имеется от одной до пяти (Приморский и Хабаровский края, Марийская и Мордовская АССР, Кемеровская, Курганская, Новосибирская, Омская, Саратовская, Томская и Читинская области)».

Диакон Андрей Кураев комментирует этот документ так: «К людям, которые оставались под всецелым и непрерывным контролем советского агитпропа, не предполагалось донесение церковного слова. В итоге в Псковской области до прихода немцев было 3 храма, а к возвращению советских войск их было 200, в Курской области до немцев было 2, стало — 282; зато в Тамбовской области, где советская власть стояла неизменно, так и оставалось 3 храма на всю область.

Сталин не организовывал церковное возрождение: он его сдерживал. Нетрудно заметить, что в годы войны советская власть удовлетворяла менее 10 обращений о возвращении храмов». Что верно, то верно. Здесь с цифрами не поспоришь. И всё же многое в вопросе Великой Отечественной войны и Церкви неоднозначно. Война не обострила её отношения с Советским государством… Как пишет М. Шкаровский, «религиозная жизнь на оккупированной территории СССР сразу же стала сферой острой идеологической, пропагандистской борьбы между нацистской Германией, с одной стороны, и Советским государством, Московской Патриархией — с другой. Только сейчас, с рассекречиванием архивных документов, начала вырисовываться подлинная картина, выясняться, в какой степени церковная деятельность в период оккупации контролировалась из Москвы и Ульяновска (резиденции митр. Сергия (Страгородского) в октябре 1941 — августе 1943 гг.). На первом этапе указанной пропагандистской борьбы перевес имела Германия, но затем она стала всё больше и больше проигрывать её».

«Своими методами пыталось оказывать влияние на религиозную деятельность в оккупированных республиках и областях советское командование — через партизан, разведку, внедрение своих агентов и т. п. Вначале с церковной политикой германских властей пытались бороться и с использованием физических методов. Так, в ряде населённых пунктов священники, невзирая на степень их вины, были расстреляны партизанами. Но уже с 1942 г. тактика начала меняться. Постепенно она всё больше координировалась с Московской Патриархией. Это отмечалось, в частности, в «Проекте итогового доклада о деятельности военной администрации в области операций на Востоке» от мая — июня 1943 г.: «Впрочем, советское руководство в 1942 году также отказалось от своей враждебной Церкви политики. Например, при взятии Харькова большевики велели — как рассказывало население после вторичного завоевания города немцами — широко открыть двери церквей и устраивать благодарственные молебны…»