– Гмм. – Бейчи нахмурился, глядя на плиты, потом сказал: – Кажется, я знаю, где мы, Закалве.

– Да? – без особого энтузиазма спросил он, уперев локти в колени, а подбородок – в ладони, и посмотрел в сторону горизонта, где за лесистыми долинами возвышались низкие холмы.

Бейчи кивнул:

– Я думал об этом. Мне кажется, это обсерватория Строметрен в Дешальском лесу.

– Далеко отсюда до Солотола?

– Это другой континент. Тысячи две километров, не меньше.

– Та же самая широта, – сказал он, мрачно поглядывая на холодное серое небо.

– Приблизительно. Если это именно то место, о котором я думаю.

– А тут кто главный? – спросил он. – Кто всем распоряжается? Та же компания, что и в Солотоле? Гуманисты?

– Они, – подтвердил Бейчи, затем встал, отряхнул штаны и оглядел уплощенную вершину с непонятными каменными инструментами, выложенную плитами. – Обсерватория Строметрен! Вот ирония судьбы: на пути к звездам оказаться здесь.

– Может, это не случайно, – заметил он, подбирая веточку и чертя на слое пыли что-то неопределенное. – Известное место?

– Конечно, – сказал Бейчи. – Здесь в течение пятисот лет ученые Врегидской империи вели все основные астрономические наблюдения.

– А туристы здесь появляются?

– Конечно.

– Тогда, может, поблизости есть радиомаяк для самолетов. И капсула, поняв, что серьезно повреждена, направилась именно сюда, чтобы нас легче было найти. – Он посмотрел на небо. – Правда, найти нас могут и те и другие.

Покачав головой, он снова принялся рисовать прутиком на пыли.

– И что будет теперь? – спросил Бейчи.

Он пожал плечами:

– Подождем и посмотрим, кого сюда принесет. Я не могу заставить работать ни одно из средств связи, которые есть у нас. Поэтому мы не знаем, известно Культуре об этом происшествии или нет… Насколько я понимаю, к нам направляется модуль, а то и целый корабль Культуры. Или, что более вероятно, твои дружки из Солотола…

Он пожал плечами, бросил веточку и сел, опершись спиной о камень и задрав голову.

Бейчи тоже посмотрел на небо:

– Сквозь тучи?

– Сквозь тучи.

– Может, тебе стоит спрятаться? Скрыться в лесу?

– Может, и стоит.

Бейчи встал, глядя снизу вверх на своего спутника.

– И куда ты собирался меня увезти? – спросил старик.

– В систему Импрен. Там есть орбиталища. Они нейтральны. Или, по крайней мере, настроены не так воинственно, как здешние.

– Твои… начальники и в самом деле считают, что война настолько близка?

– Да, – вздохнул он.

Он уже поднял забрало, а теперь, еще раз взглянув на небо, вообще снял шлем. Он провел пальцами по своему лбу и по черным волосам, потом стянул с них резинку, убрав хвост сзади, и тряхнул длинной гривой.

– Это может случиться через десять дней или через сто, но это непременно случится. – Он слабо улыбнулся, глядя на Бейчи. – По тем же причинам, что и в прошлый раз.

– Я думал, мы выиграли экологический спор относительно приспособления планет под обитание гуманоидов.

– Выиграли. Но времена меняются. Меняются люди, сменяются поколения. Мы добились признания машин разумными существами, но, как ни крути, этот вопрос потом замяли. Теперь люди говорят: да, они разумны, но в счет идет только человеческое сознание. А кроме того, людям не нужно особых доводов, чтобы чувствовать свое превосходство над другими видами.

Бейчи помолчал, потом проговорил:

– Закалве, тебе никогда не приходило в голову, что Культура в этих делах, возможно, не так уж и бескорыстна, как думаешь ты и как об этом заявляет она сама?

– Нет, не приходило, – ответил он; правда, у Бейчи создалось впечатление, что Закалве не подумал как следует.

– Они хотят, чтобы все были похожи на них, Чераденин. Они не приспосабливают планеты под обитание гуманоидов и не хотят, чтобы это делали другие. Ты ведь знаешь, что существуют и доводы в пользу приспособления; увеличение количества видов всегда казалось людям более важным, чем сохранение дикой природы, а ведь речь идет еще и о дополнительном пространстве для обитания. Культура всей душой верит в машинный разум и считает, что остальные тоже должны верить в это. Но я думаю, ей кажется еще, что все цивилизации должны управляться ее машинами. Не так уж многие хотят этого. Терпимое отношение к скрещиванию видов – совсем другая проблема, но и тут, похоже, Культура считает преднамеренное скрещивание не только допустимым, но и желательным: чуть ли не всеобщим долгом. И опять же, кто может утверждать, что это истина в последней инстанции?

– А значит, нужно объявить войну… для чего? Чтобы очистить воздух?

Он посмотрел на шлем скафандра.

– Нет, Чераденин, я просто хочу донести до тебя, что Культура, возможно, не так беспристрастна, как ей кажется. И предположение насчет вероятности войны тоже может быть ошибочным.

– На дюжине планет уже сейчас ведутся локальные войны, Цолдрин. Люди открыто говорят о войне – о том, как избежать ее или ограничить ее масштаб, или о том, что войны может и не случиться… Но она близка, это чувствуется. Посмотри новости, Цолдрин, и твои сомнения рассеются.

– Ну хорошо, пусть война неизбежна, – сказал Бейчи, глядя на лесистые долины и холмы за обсерваторией. – Может, просто… время пришло.

– Ерунда, – сказал он. Бейчи удивленно посмотрел на него. – Есть такая пословица: «Война – это высокий утес». Вы можете вообще его обойти. Вы можете забраться наверх и ходить по краю, пока у вас хватает духу, или даже решить, что лучше спрыгнуть: и если вы пролетели лишь небольшое расстояние, то всегда сможете вскарабкаться обратно на утес. Если вы не подверглись прямому вторжению, всегда существует выбор, но и в этом случае вы могли что-то упустить, не сделать чего-то, что могло бы предотвратить вторжение. Выбор всегда остается. И никакой предопределенности нет.

– Закалве, ты меня удивляешь. Я-то думал, что ты…

– Ты думал, что я предпочитаю воевать? – сказал он, вставая. На его губах появилась едва заметная улыбка. Он положил руку на плечо старика. – Ты слишком долго сидел, зарывшись в свои книги, Цолдрин.

Он пошел к каменным инструментам и остановился за ними. Бейчи посмотрел на шлем скафандра, лежавший на плитах, затем встал и направился к Закалве.

– Ты прав, я долго пребывал вдали от событий. Наверное, я не знаю даже половины из тех, кто сейчас стоит у власти, не знаю ничего о нынешних проблемах или о расстановке сил. Так что Культура может… особо не беспокоиться – я вряд ли могу что-то изменить. Как ты считаешь?

Он повернулся и заглянул в глаза Бейчи.

– Цолдрин, по правде говоря, мне это неизвестно. Не думай, что я не размышлял об этом. Может быть, ты послужишь символом и тем окажешь воздействие на происходящее. А может, все просто ждут повода, который позволил бы им отказаться от войны. И ты можешь стать таким поводом, если вдруг объявишься, – ты не замешан в последних событиях, ты словно восстал из мертвых и предлагаешь компромисс, позволяющий всем сохранить лицо. А может быть, Культура полагает, что ограниченная и короткая война пойдет на пользу. Или даже она знает, что не может предотвратить полномасштабный конфликт, но все ждут от нее каких-то действий, пусть и с очень дальним прицелом, чтобы люди потом не говорили: «Отчего же вы не попытались сделать это?»