ее поцеловать.

Но Фран уже отшвырнула велосипед и, сбросив кроссовки, на ходу задирала подол, чтобы через голову стащить платье с влажной спины. Глядя прямо перед собой, она расстегнула лифчик, а потом, подойдя к самой кромке воды, спустила трусики, аккуратно переступив через них. Выдохнув, она сделала несколько больших шагов в воду и замерла на мгновение, одна рука на пояснице, другая – на груди. Затем обе руки взметнулись вверх, и, вскрикнув от холода, она нырнула, полностью скрывшись под водой, осталось только очертание – белое на зеленом, которое тихо двигалось вниз по течению. Все это время я не издавал ни звука, даже дышать забыл, и теперь смог выдавить только «О боже», прежде чем она вынырнула чуть ниже по течению, щурясь и зажимая нос.

– И долго тебя ждать?

– Прости, я плавки не взял.

– Плавки! – засмеялась Фран. – Ну, в мокрых трусах на велосипеде не покатаешься, сотрешь себе все! Считаю до десяти.

В качестве жеста вежливости она отвернулась и скрылась под водой, а я воспользовался моментом, чтобы быстро раздеться. Почувствовав, как раскаленная галька обжигает ступни, я проворно засеменил к реке и, споткнувшись, угодил в нее с грандиозным всплеском, от удара о холодную воду у меня перехватило дух, а гениталии сжались, словно улитка в раковине. «Ничего – разогреешься», – подумал я и не то поплыл, не то побрел на глубину, где дно напоминало торф: черно-коричневого цвета с довольно приятным овощным запахом. Течение несло меня сквозь теплые, потом холодные и снова теплые участки реки в сторону освещенного солнцем места у противоположного берега, где, касаясь подбородком воды, сидела Фран; плечи ее были смуглыми, а груди напоминали два белых треугольника. Она поймала меня, когда я проплывал мимо, обняла, и мы поцеловались, чувствуя речную воду на губах и во рту; я прижал ее к себе, и наши ноги переплелись, мы зарылись ступнями в шелковистый ил, чтобы удержаться на месте, и замерли до тех пор, пока вода между нами не потеплела, а кожа пальцев не сморщилась, и тогда Фран вытащила ноги из ила и обвила ими мои бедра.

Но это уже был перебор; вздохнув, она резко оттолкнулась от меня и со смехом поплыла против течения. Я смотрел, как она вышла из воды, согнувшись и прижимая к себе одежду, поднялась на берег и исчезла в траве. Какое-то время я не двигался, а потом погрузился под воду с головой, будто пьяный, что пытается протрезветь. Я выкарабкался на берег, распутал и натянул на себя одежду и пошел за Фран.

Она лежала в высокой траве раскинув руки, в левой ладони были скомканные трусики, все еще мокрое платье липло к телу, как водоросли липнут к камню. Она не взглянула на меня, когда я подошел, и мне показалось, что я чем-то ее обидел: дышала она глубоко, как бывает после плача, но похлопала ладонью по траве, и я лег рядом; взявшись за руки, мы пытались обсохнуть под усталым, заходящим солнцем.

Спустя какое-то время она повернулась на бок и легонько меня поцеловала.

– То, что у нас с тобой почти было… Ну, секс…

– Мм…

– Я тут подумала и решила обождать.

– Ладно. До каких пор?

– Пока тебе не исполнится двадцать один.

– Угу. Ну ладно.

– Или до выходных.

– Ближайших?

– Думаю, да. – Она рассмеялась и поерзала. – У тебя было такое лицо! До двадцати одного года?

– Да, это было очень остроумно.

– А на выходных ты сможешь?

– Чтобы нам побыть вдвоем?

– Мне кажется, это подразумевалось.

– В эти выходные?

– Хочешь свериться со своим ежедневником?

– Н-нет, я и так все помню.

– Хорошо.

– Ну то есть свериться нужно только с «Радио таймс».

– Посмотреть программу передач?

– Точно.

– Если, конечно, ты хочешь заняться этим со мной, – уточнила она. – Бездумное согласие меня не устраивает.

– Пойми, я берегся для той, которая мне действительно понравится.

– А в качестве временной меры? За неимением лучшего?

– Я, если честно, только об этом и думаю.

Она засмеялась:

– Скажи, а то, что между нами происходит сейчас, когда мы просто дурачимся, в этом ведь нет ничего запретного, так?

– Думаю, так.

– А теперь мы просто перейдем…

– …на следующую ступень.

– Значит, договорились, – сказала она. – Рассматривай это как наивысший этап проговаривания строк.

– Хорошо.

– Хорошо. Договор вступает в силу. – Она поцеловала меня и откинулась на спину. – Все равно секс в воде не получается. Только не спрашивай, откуда я знаю. Знаю – и все. Тебе-то хоть бы хны, а мне туда набьются лягушачья икра и водоросли.

– Мальки.

– Водомерки. Получится натуральный аквариум. Не хочу, чтобы произошла задержка месячных, а потом родился какой-нибудь окунь. Да, и презерватив нам тоже понадобится.

У меня в бумажнике хранился один – оставшийся от набора из трех штук, который я с бьющимся сердцем купил в туалете маминого гольф-клуба, чтобы хватило, как я подумал, на всю жизнь. Мой выбор пал на «ребристые» – слово мощное, как стены бревенчатой хижины или покрышки фуры. Были бы в продаже «рифленые» – я бы их купил. А так меня поразила хлипкость этого изделия. Для уверенности я пожертвовал первым, так сказать, в тренировочных целях; второй – запаска – хранился в конверте второй пластинки Stone Roses, потому что я твердо знал: туда никто не полезет. А третий из этой трилогии я брал с собой, когда у меня вроде бы намечались какие-то перспективы: почему-то при поездке в луна-парк, ну и на тусовки в берлоге у Харпера. Был он у меня с собой и сейчас: через глянцевую упаковку прощупывалось кольцо, как штамп для оттисков. Им можно было воспользоваться сегодня в реке, но тогда мне пришлось бы вылезать за ним на берег, топать по камням туда-обратно, а потом плыть назад, зажав его в зубах, будто собака с теннисным мячиком. Нет, момент был явно неподходящий. Из этого приключения мог бы получиться неплохой рассказ: первый опыт – посреди быстрой реки, но я не жалел, что мы остановились, потому что…

– Если честно, я хочу на кровати.

– На кровати – это хорошо.

– Потому что в палатке, в стоге сена или на скамейке – это, если честно…

– Нехорошо.

– Чтобы дверь запиралась и рядом никого не было.

Но где такое найти?

– У меня отец вечно дома.

Невозможно даже помыслить о сексе, если внизу бродит папа, да и двухъярусной койки я отчаянно стеснялся.

– А у меня в комнате, когда я приводила туда парней – это бывало очень редко, – тоже неудобно: кто-нибудь обязательно ходит вверх-вниз по лестнице, кашляет и скрипит половицами.

– Ну и потом,