в рот конфету, как, не стесняясь жены, принимается за свои глупые игры и ребяческие смешки! Он балует ребенка совершенно невыносимо, так что, когда Настя хочет взять дочь на руки, девочка обиженно морщит лицо и вырывается от нее к отцу. Тянет к нему ладошки.

Попав в его объятия, она заливисто смеется, отворачивая от матери улыбчивое личико. Но, едва Настя возвращает себе ребенка, чтобы покормить завтраком, Алина оскорбленно сучит ногами, неожиданно сильно извиваясь в руках. Только когда Игорь Ильич уходит, она вынужденно смиряется с материной властью. Но когда отца нет поблизости, дочка из капризного маленького чудовища мигом превращается в идеальное дитя. Послушно ложится в кроватку, засыпает сразу, без укачивания, без многочасовых песенок осипшим голосом…

Алина вообще чудесный ребенок, когда его нет. Вот если бы его не было совсем!

Вопрос, почему для эфира с президентом выбрали именно ее, зудит, царапая Насте внутренности. Тогда она решается узнать ответ на него у Шумского. Он знает все и про всех. Только захочет ли сказать правду…

В кабинете ее названого дядюшки, как всегда, царит легкий кавардак, — бронированный сейф открыт нараспашку (зачем дирекции детского вещания нужен бронированный сейф, непонятно), кассеты без наклеек свалены на дне глубокого ящика. Настя посматривает в утробу сейфа, с трудом удерживаясь от вопроса. А Шумский, торопливо прикрыв дверцу, вдруг начинает извиняться — по поводу своей фразы, прозвучавшей в программе Ельцовой.

— Я не имел в виду ничего такого, — уверяет он. — Меня спросили, что я думаю насчет твоего интервью с Земцевым — того, самого первого, еще до его премьерства, а я сказал, что интервью получилось прекрасным, потому что у тебя с ним прекрасные отношения. Но клянусь, ничего такого я не имел в виду! Они просто вырезали конец фразы и состыковали ее так, что мои слова приобрели совершенно иной смысл. Прости, милая, но я ни в чем не виноват…

Настя делает вид, что верит ему. На самом деле ее интересует совсем другое.

— Дядя Захар, — произносит она с родственной лаской, — как ты думаешь, почему вести президентский эфир пригласили именно меня? Обычно в таких случаях Администрация приглашает кадры с федеральных каналов.

Шумский тревожно бегает глазами в поисках ответа.

— Потому что ты лучшая! — с унтер-офицерской честностью заявляет он, простодушно просияв лицом.

Однако Насте нужны не льстивые комплименты, а информация, достоверная информация. Старому сплетнику, поднаторевшему в подковерных играх, в тайных ходах и явной дружбе, наверняка все известно!

— Скорее всего, муж, — с легкомысленным смешком произносит Настя, — хотел сделать мне приятный сюрприз ко второй годовщине свадьбы… Ведь так?

— Что-то вроде того, — соглашается дядя Захар. — Тем более еще до назначения Земцева было решено, что Администрация в качестве платы за свержение премьера окажет Цыбалину определенные услуги. Вот и рассчитались, чем смогли…

— Понятно, — раздумчиво тянет Настя.

Значит, ее пригласили вести эфир вовсе не потому, что она лучшая. Значит, за ее успех было заплачено звонкой монетой — но монетой не реальной, а телевизионной. По сути — той же самой «джинсой».

Ничего, она сумеет воспользоваться выпавшим шансом!

…Все же интересно, зачем Шумскому сейф с кассетами? Что там — детские передачи сугубой важности, ценные записи, которые как зеницу ока берегут от злобных конкурентов?

Странно, эти кассеты в сейфе… А ведь Настя однажды наблюдала, как ее муж передавал Шумскому одну такую кассету, на что тот бессловно подмигнул в ответ, пряча черный прямоугольник в портфель… С чего бы им скрытничать?

Странно, очень странно…

Несколько дней Настя проводит в тягостном раздумье, не зная, на что решиться. Все это невыносимо. Да, невыносимо! В прессе Плотникову уже в открытую называют любовницей премьера — а ее мужу хоть бы хны! Он ни словом не обмолвился в ее защиту. Ни словом!

Нет, обмолвился…

Вечером, когда она готовилась ко сну, муж тактично постучал в дверь ее спальни.

— Ты не спишь? — спросил, приоткрыв створку.

— Еще нет, — проговорила она, торопливо запахнув на груди халат.

Он положил перед ней распечатки рейтингов по столице и среднесуточной доли аудитории. Неожиданно их канал вышел на третье место.

— Видишь? — спросил Игорь Ильич, зримо ликуя.

— Очень рада, — холодно ответствовала Настя.

— Сама того не ведая, Ельцова оказала нам гигантскую услугу… — заметил он, мелко посмеиваясь. — Если бы этого скандала не было, его стоило бы выдумать.

Настя резко обернулась, ожидая прочитать на лице мужа оскорбленное супружеское чувство, озабоченность, тревогу или что-то в этом роде… Но ничего подобного не было.

Через пару недель рейтинги неумолимо поползли вниз — народный интерес, вызванный связью телезвезды и премьера, постепенно сошел на нет.

— Я так и думала, — пожала плечами Настя, когда муж пригласил ее в свой кабинет для делового разговора. — Поболтают и забудут. Эти моськи могут сколько угодно тявкать на слона!

— Мы не слоны, — возразил Игорь Ильич. — Ты должна понимать, если рейтинг упадет — нам придется снизить расценки на рекламу.

Но Настю не волновало грядущее снижение расценок, на ее личном благосостоянии доходы канала почти не отражались: ее долларовая зарплата, твердо зафиксированная в контракте, ежемесячно капала на банковский счет, почти не расходуясь, — разве что на подарки Алине да на скупые супружеские подношения к дням рождения, сделанные более из приличия, чем из желания порадовать драгоценную половину.

— Конечно, — раздраженно заметил Игорь Ильич. — Ты отчитала текст — и пошла себе домой, у тебя голова ни о чем не болит. Но если бы ты знала, во сколько мне обходится ведущая Плотникова…

— Во сколько же вам обходится плохая ведущая Плотникова? — прищурилась Настя, вспомнив давнюю ресторанную беседу.

Муж промолчал.

— Нам надо удержать рейтинг, — произнес он, закруглив паузу.

— Каким образом? — пожала плечами Настя. — Кардинально изменить манеру подачи материала? Но зритель уже привык к имиджу программы, так что, погнавшись за журавлем, можно упустить банальную синицу. Что еще… Развивать корреспондентскую сеть? Дорого, дешевле покупать материалы у других каналов…

— Есть более простые способы… — деловито заметил Игорь Ильич.

— Какие?

— Пиар, — ответил он.

— Что ты под этим подразумеваешь? — поморщилась Настя. — Грязное белье? Статьи в газетах о том, что Плотникова на вечеринке подралась со своей соперницей Ларионовой? Или подложила Ельцовой шпильку в туфлю? Выплеснула стакан сока в лицо? Смешно и глупо!

— Нет, зачем же… — рассудительно произнес Цыба-лин. — Все это, конечно, ерунда… Но вот если ты вдруг появишься с Земцевым на официальном приеме, то это подстегнет интерес к вашим отношениям и, соответственно, к нашим «Новостям»…

Настя побледнела как мел.

— У меня с Земцевым никогда ничего не было! — отчеканила она, задыхаясь. — Слышишь! Никогда! Ничего! Не было!

— Какая разница… Было,