— Ну, раз вы так уперлись, пожалуйста! — проговорила Плотникова, нежно взмахнув на Протасова ресницами — тот сразу отмягчел под ее ласкающим взглядом. — Но только не первым номером!

— Но на первом драку поставят сразу после анонса! У меня знакомый в их редакции, я с ним созванивался…

— Именно поэтому, Антон!

Протасов и Гурзова одновременно переглянулись.

Черт побери, а ведь Плотникова права! Обыватель, конечно, по привычке включит первый канал, наткнется на самую лакомую новость — драку, после чего быстро соскучится унылой новостной текучкой. Тогда он крикнет жене что-то вроде: «Леля, ты видела этих идиотов в Думе?» — а когда гипотетическая Леля подбежит, чтобы своими глазами полюбоваться побоищем, сюжет уже закончится. Надеясь отыскать драку на других каналах, муж примется беспорядочно щелкать пультом телевизора — и попадет, как мышка в мышеловку, в их новости, чтобы уже до конца выпуска не переключаться, ибо переключаться будет уже не на что.

— Настя, как всегда, права! — искренне восхитилась Гурзова.

— Да, ведь она у нас профессионал.

— Конечно, ведь у нее чутье!

— Она у нас лучшая!

— Гениальнейшая!

Настя досадливо поморщилась от неумеренного восторга коллег.

— Значит, ставим на девять три, — резюмировала она.

— Лучше на девять семь, — тактично возразил Протасов.

— А сюжет о думской этике?

— Сократим до полутора минут, пустим сразу после драки… Должны же мы чем-то отличаться от других каналов!

— Но только чем-нибудь хорошим.

— Мы уже отличаемся, Настенька, кое-чем хорошим…

— Чем же, Антон?

— Гобою, ангел ты наш… И этого вполне достаточно, кстати!

Настя удовлетворенно откинулась на стуле.

Игорь Ильич быстрым шагом вошел в спальню жены. Его лицо выглядело воодушевленным, даже слегка светящимся, словно ему не терпелось обнародовать приятную новость.

Настя сидела перед зеркалом, снимая грим. Ее ночной туалет занимал не менее часа, и никто не — смел ее тревожить во время косметических манипуляций, за исключением Алины, — ведь дочка для нее куда важнее, чем «гусиные лапки» на висках. Кажется, важнее…

— Чья была идея поставить драку на середину выпуска? — спросил Игорь Ильич.

— Моя, а что? — не оборачиваясь, отозвалась Настя, изучая в увеличительное зеркало пожелтевшую кожу на лбу.

— Умница! — неожиданно ласково произнес муж. — Только что звонили из Администрации Президента, сам Гайдуков обеспокоился…

Настя живо обернулась, услышав фамилию президентского помощника.

— Кремль недоволен шумихой, раздутой в прессе вокруг Думы. Считает, что показ драки — это ненужная реклама недостойных личностей и что Дума должна быть эталоном поведения для народа, а если этот эталон сбоит, то массме-диа обязаны должным образом комментировать ситуацию. Комментарий, кстати, прозвучал у нас одних… И он президенту понравился!

— Да, комментарий — это тоже была моя идея! — Настя опять вернулась к зеркалу, отвлекшись на морщинку.

Она знала, что окажется права! Так было всегда, так будет и впредь…

Игорь Ильич осторожно поцеловал супругу в блестящую от крема щеку.

— Спокойной ночи, — проговорил сдержанно, на что Настя равнодушно отозвалась: «Спокойной ночи…», поглядывая на его отражение в зеркале.

Муж секундно помедлил на пороге:

— Как Алина? Лучше?

— Все хорошо… Как только прорезался новый зуб, температура сразу упала, — утомленно произнесла Настя, закрывая банку с кремом.

— Ну и чудесно! — сдерживая зевок, одобрил супруг. — Все-таки я вызову завтра врача, пусть осмотрит девочку.

— Пусть, — согласилась жена.

Аккуратно притворив за собой дверь, Игорь Ильич, шаркая тапочками, отправился в свою спальню. У супругов были отдельные комнаты, и на территории друг друга они появлялись, только когда случалось нечто архиважное. Как, например, сегодня: звонок из Администрации Президента, сногсшибательные международные новости, болезнь дочери или…

Но никаких других «или» до сих пор не было.

Утром, появившись на работе, Настя сразу догадалась: что-то случилось… Ее коллеги ходят как будто мешком пришибленные; выпускающий, редакторы и рядовой персонал приглушенно скользят по комнатам, притушенно-тихо шепчутся или смущенно отводят глаза, избегая встречаться глазами со звездой.

Едва ведущая возникла на пороге редакции — оживленный шепоток мгновенно стих. Кажется, что-то действительно случилось…

Протасов, держа вынужденную улыбку на лице, спросил с показным спокойствием:

— Как дела, Настя? Ну так, вообще…

— Прекрасно, а в чем, собственно, дело?

Осторожно приобняв ее за талию, Антон проговорил:

— Давай прогуляемся в эфирную зону… У нас проблемы с версткой, тебе надо взглянуть…

Но, едва они выбрались из-под обстрела многих, очень многих пытливых глаз, он упреждаюше прошептал:

— Ты только не расстраивайся, ладно?

— Почему я должна… — Настя замолчала, мимоходом ответив на чье-то приветствие.

— Понимаешь, многие тебе завидуют, к тому же политические игры — вещь сложная, запутанная…

— Антон, к чему ты клонишь? — удивилась Настя. — Что стряслось? В стране очередной переворот? Президента свергли, а Земцева кастрировали в назидание потомкам?

Антон насмешливо перекосился одной стороной рта, оценив шутку.

— Если бы… Только все гораздо хуже! — Он оглянулся — они были совершенно одни. — Обешай мне, что не станешь расстраиваться!

— Да говори же, не томи! — воскликнула Настя.

— Ладно… Сегодня ночью «четверка» вывалила компромат на Земцева… — Протасов клещами вытаскивал из себя каждое слово.

Настя вскинула озерной глубины глаза. А при чем тут…

— Там и про тебя кое-что есть… — торопливо добавил Антон, упреждая ее вопрос. — Сказали, например, что Алина — это дочка премьера…

— Какая чушь! — Настя серебристо рассмеялась в ответ. — Они не могли придумать чего-нибудь более оригинального?

— Оригинального… — Протасов смущенно смолк. — Там есть много оригинального, да еще с таким комментарием… Ты только не расстраивайся, люди же не дураки, понимают, что такое политический заказ…

Но это был не просто политический заказ. Это был заказ на политическое убийство Земцева. И она тоже попала в зону уничтожения.

«Вброс» компромата был осуществлен в ночное время, а не в прайм-тайм — это свидетельствовало о том, что тайный недоброжелатель, решивший нанести удар ново-назначенному премьеру, пока только прощупывал почву. Пробный шар — вот как это называлось.

Когда Антон вставил в магнитофон кассету, Настя напряженно застыла у экрана, внутренне сжавшись от дурных предчувствий.

Передача называлась «Для тех, кому не спится», но между собой стаканкинские обыватели называли ее «Для тех, кому неймется». Костяк программы составляли сюжеты с раздумчивым политическим комментарием, околоправительственные слухи и сплетни. Вела программу небезызвестная Милена Ельцова — в свое время Настя опрометчиво настояла на увольнении конкурентки, не столько опасаясь открытого соперничества с рыжей красоткой, сколько считая, что на канале должна быть только одна звезда, то есть она, Настя. К тому же Ельцова явно затмевала Плотникову своим министерским мужем, а ее бьющая в лицо сексуальность, кстати, явно диссонировала с просветительской направленностью канала.

После замужества Плотниковой Милена узнала, что такое, когда тебя постепенно выдавливают с работы, — ее все реже ставили в вечерние новости,