Голос ответил негромко:

— Ты прав, Адам. Делай, как задумал. Я сам приму твойпоследний вздох в этом мире. А сейчас поспеши обратно, если хочешь попрощатьсяс близкими.

Он взмолился:

— Для меня все люди — близкие!

— Нет, — произнес Голос неумолимо, — тыможешь попрощаться только с теми, кто вблизи твоего родного очага.

Адам вздохнул.

— Я не успею, Господи. Я так далеко забрался от дома…

— Я помогу тебе, Адам. Закрой глаза и тут же открой, тыбудешь у родного порога.

Сифу передали, что Адам, прародитель всех людей, велелнемедленно прийти к нему. Сиф как раз собирался поправить упавшие ворота, нобросил на землю молоток и послушно побежал к отцу. В доме Адама горятсветильники, источая сладкие запахи, сам Адам сидит за столом, опустив настолешницу локти и подперев кулаками голову.

Сиф спросил осторожно:

— Отец, ты посылал за мной?

Адам поднял на него взгляд, под глазами повисли мешки, аглазные яблоки покраснели из-за множества полопавшихся сосудов.

— Да, Сиф. У меня великое множество сыновей, но ты мойединственный, кто идет по жизни прямо и честно, соблюдает законы и незлоупотребляет властью. Потому тебе и передаю свои последние слова… Сегодня яумру. Скажу честно, умирать страшно. Надо будет что-то придумать для простыхлюдей, потому что даже меня мысли о смерти повергают в ужас, а что говорить олюдях попроще?.. Скажи Еноху, пусть подумает, что сделать, чтобы людиутешились. Пусть даже это будет ложь… Что-нибудь на тему, будто жизньпродолжается и после смерти… Врем же детям, когда чувствуем, что правдуговорить нельзя?

Сиф сказал осторожно:

— Еноху? Может быть, лучше его внуку Ламеху?

— А что Ламех?

— Ему всего пятьдесят два года, — сказалСиф, — но он уже известен как мудрец, который решает самые трудные споры.

Адам кивнул.

— Хорошо, пусть Ламех… Пусть кто угодно, я просто вижу,что это надо сделать. Человек не сможет жить в отчаянии. У него должна бытьнадежда… Он озвереет и начнет все крушить, если поймет, что мир вместе с нимисчезнет. Пусть все уверуют, что после смерти жизнь будет еще лучше…

Сиф воскликнул:

— Но уверовавшие начнут убивать себя!

— Убивать себя нельзя, — сказал Адамстрого. — Надо объявить, что это самый большой проступок! Жизнь даеттолько Творец, только Он вправе забирать… когда сам того захочет. Пусть живут… акто хорошо жил, тот и после смерти будет жить хорошо, а кто жил недостаточнохорошо, после смерти будут наказаны… Но главное — все равно они будутжить! Ибо даже постоянно наказываемыми… это все-таки жить! Да и всякоенаказание, сужу по себе, когда-то заканчивается…

По виду Сифа было заметно, он не все успевает ухватывать изсказанного, но покорно кивал и приговаривал, что все запомнит и все исполнит.

— Теперь о нас, — сказал Адам слабо. — Умреткогда-то и Ева. Ее похороните в той же одежде, в которой вышла из Эдема, но моювозьми себе.

— Отец, — вскрикнул Сиф. — Какая одежда? Очем ты? Я только сейчас начинаю понимать… ну медленно до меня доходит, что тысобираешься уйти от нас на этот раз навсегда! Ты хоть подумал, как мы будем безтебя? Ты никогда не вмешивался в наши жизни, но все держалось на твоеймудрости, на твоем понимании, на твоем справедливом суде! Что начнется, когдаты умрешь?

Адам накрыл на столешнице огромной ладонью пальцы Сифа.

— Продолжайте, как жили… хотя понимаю, что начнетсяжизнь иная. И многое переменится… А одежду возьми обязательно! Я ее получил изрук самого Творца. Она из шкуры того гада, который обманул Еву. Я от Создателястарался ничего не принимать, детская гордость и уязвленное самолюбие играли,винюсь… но эту взял, потому что это шкура моего самого лютого врага!

Сиф сказал осторожно:

— Да, конечно…

Адам прервал слабым голосом:

— Сиф, в одежде из этой шкуры ты будешь понимать языкзверей, а людей слышать с другого конца света!.. Любой твой удар будетсмертельным, а в беге будешь обгонять даже птиц. Эта одежда придает великуюмощь, и я не хотел бы, чтобы она попала в руки недостойного человека.

Сиф посерьезнел, ответил торопливо:

— Да, отец! Я понял, отец. Все сделаю, как ты скажешь.Может быть, ее просто уничтожить?

— Ты мудр, — ответил Адам с одобрением, — ноя не знаю, возможно ли ее уничтожить. Девятьсот тридцать лет я бегаю в ней погорам, падаю со скал, сплю на земле, проползаю в пещеры сквозь узкие щели междуострыми камнями… любая одежда в первый же день изорвалась бы в клочья!

— Понял, отец…

— А потом, — сказал Адам строже, — передай еесамому достойному из твоего колена. А тот пусть передаст тоже самомудостойному.

— Все сделаю, отец!

Адам похлопал его по руке.

— А помнишь наш разговор об Эдеме?

— Да, отец!

Адам сказал тихо, отводя взор:

— Так вот сейчас, когда я прожил девятьсот тридцатьлет, уже не могу сказать с уверенностью, что именно видел. Тогда в каждомоблаке находил драконов, огромные дворцы, летающие корабли, воздушные горы…Теперь вижу только облака. И… вспоминая об Эдеме, я…

Он закашлялся, Сиф поддержал его, пока тело Адамасотрясалось, сказал торопливо:

— Отец, я все понял.

— Правда?

— Понял, отец.

Адам прошептал:

— Но все равно, Сиф…

— Я слушаю, отец, слушаю!

— Он… есть.

Вечером Адам вышел из дома и, попрощавшись с теми, кто успелприйти на его зов, быстро пошел в горы, запретив следовать за собой кому бы тони было. Сиф удерживал плачущую Еву, что рыдала и рвалась вслед Адаму,остальные провожали тревожными глазами уходящего первочеловека и старалисьугадать, каким мир станет после его смерти.

Адам поднялся в горы, там отыскался удобный и оченьпотаенный участок, до захода солнца успел выкопать две пещеры, одну в другой.Даже после прегрешения рост Адама оставался гигантским, Творцу пришлось согнутьего тело, чтобы оно поместилось в главной пещере.

По всем землям, включая и те, где расселились потомки Каина,прошел плач и горькие стенания. Адама любили и чтили, он оставался единственнымнепререкаемым авторитетом, судьей и учителем. А с его смертью, все чувствовали,мир в самом деле распадается на части.

Через семьдесят лет после его смерти Ева, плача, призвалаСифа.