Хьюз посмотрел в небо, из него вырвался странный, печальный звук, он даже не подозревал, что способен на такой. Он провел рукой по глазам, а затем выпрямился, оттолкнулся от стены сарая, грубая поверхность обшивки пружинила под ладонями.

Он подошел к двери и шагнул в освещенное помещение, чувствуя сияние фонаря на своей липкой коже. Заплаканное лицо Дейзи смотрело на него с материнских коленей, и Ник улыбнулась ему — нежно, заговорщицки.

— Вот вы где, — сказал Хьюз. — Я так и думал, что вы тут. Две мои самые лучшие девочки. Я так рад.

У меня в памяти сохранился этот образ Дейзи. Начало лета, мы стоим на террасе Тайгер-хауса. Сумерки, я только что вернулся из клиники в городе, где навещал мать. Она пробыла там дольше, чем все ожидали, и дольше, я уверен, чем тетя Ник и дядя Хьюз могли себе позволить. Клиника — странное место, и сейчас у меня один из тех моментов, когда место, в котором я был, и место, в котором нахожусь сейчас, никак не связаны между собой. И я недоумеваю, как вышло, что я только что был в одном месте, а теперь в другом, в этом нет никакого смысла. И вот я смотрю на Дейзи, и у меня возникает чувство, что сейчас, в этот самый миг, она распускается. Становление, как назвал бы это мой отец. Прямо здесь и сейчас, на моих глазах. Она не говорит о моей матери, о клинике. Она смотрит на меня и спрашивает: — «В „Читальню“? Умираю, хочу выпить». И я отвечаю: «Оʼкей». Или что-то вроде. Она берет меня под руку, и я сквозь рукав рубашки чувствую ее браслет, и у меня по спине бегут мурашки. Мы сходим с террасы в летний вечер. Вот так это и начинается.

— Меня не отпускает странное чувство, — говорит женщина с фиалковыми глазами, — что здесь все — один и тот же человек.

Мы стоим в баре «Читальни», а Томас ждет, когда мы сделаем заказ. Дейзи лишь рассмеялась, но мне мысль показалась интересной, и я придвинулся к женщине.

— Мне джин с тоником, — заказала Дейзи. — Эд?

Я не мог сконцентрироваться на заказе, потому что все еще думал о том, что все — одно и то же. Бар был заполнен мужчинами и женщинами, которые вполне могли родиться в одну и ту же секунду одного и того же года, хотя, разумеется, это было не так. Синие блейзеры, желтые блейзеры, зеленые брюки, розовые юбки с желтыми китами, желтые пояса с розовыми лобстерами, нантакетские красные штаны, нантакетские корзины, бело-голубые репсовые галстуки, желто-пурпурные репсовые галстуки, розово-синие репсовые галстуки. От этого у меня разболелась голова.

— Эд?

Я поднял взгляд и увидел, что Томас барабанит пальцами по полированной стойке.

— О, адовы колокольчики, — сказала Дейзи. — Он тоже будет джин с тоником.

Я улыбнулся.

— Адовы колокольчики, — произнес я.

Дейзи улыбнулась в ответ и пихнула меня локтем. Только Дейзи так делает.

— Оливия, ты знакома с моим кузеном Эдом? — сказала она, поворачиваясь к женщине с фиалковыми глазами.

— Не уверена.

Кажется, я не видел раньше эту Оливию. Она хорошенькая, но немножко старовата для того, чтобы быть по-настоящему хорошенькой. На мой взгляд, ей где-то от тридцати восьми до сорока, но держится как дебютантка.

— Эд осенью поступает в Принстон, — сказала Дейзи.

Такого рода разговоры мне всегда казались довольно странными, но, помимо всего прочего, в закрытой школе я узнал, что «альма матер» — это своего рода характеристика. И не только это. Закрытая школа научила меня очень многим вещам, научила меня, как расшифровывать все эти нюансы, которые, казалось, все понимают сразу без подсказки, я был благодарен дяде Хьюзу за то, что он меня туда отправил, хотя подозревал, что он бы их за это не поблагодарил.

— Неужели? В Принстон? Это замечательно. — Оливия на миг отвлеклась, но тут же собралась и крикнула: — Вперед, Тигры!

Она мне нравилась. Я заметил, что у нее торчит краешек комбинации, и это мне тоже понравилось. Она была уязвимой и немного неловкой. Я стоял так близко к ней, что чувствовал запах ее духов. Она пахла как засахаренные розы. Мне хотелось потрогать ее волосы, необычного красного оттенка, почувствовать их текстуру между пальцами.

Дейзи подписала счет, в своей стремительной манере. Раз, два, а потом отталкивает от себя, точно не может его больше видеть ни минуты. Я годами наблюдал, как она это делает. В Яхт-клубе, в теннисном клубе и здесь, куда женщин допускали во внутреннее святилище каждое второе воскресенье.

Мне хотелось остаться и поболтать еще немного с Оливией Фиалковые Глаза, но Дейзи протянула мне мой напиток и сказала:

— Нужно найти родителей. Исполнить свой долг. В конце концов, это они оплачивают счет за бар.

— До свидания, — сказал я Оливии. — Приятно было с вами поговорить.

Оливия улыбнулась, но она уже высматривала, в кого бы еще вцепиться в этом море одинаковости.

Дейзи дернула меня за руку:

— Не копайся, Эд Льюис.

Мы протолкались сквозь небольшую толпу на причал, где женщины пытались не угодить каблуком в щели между досками. Дейзи замешкалась, озираясь, ее пальцы перестали впиваться в мою руку, наконец она углядела тетю Ник — вместе с дядей Хьюзом они стояли на дальнем конце причала.

Тетя Ник точно была не из моря одинаковости. В каком-то смысле она меня восхищала — было что-то такое в ее движениях, но она мне не слишком нравилась. Потому что, несмотря на свою эффектную внешность, она была такой же, как все. Мир разделен на два лагеря: есть такие, как я и Дейзи, старающиеся жить честно, и есть весь остальной мир, который, по разным причинам, вечно лжет самому себе.

Подойдя, я заметил, как дернулся дядя Хьюз — одними глазами дернулся. Тот еще трюк, я восхищался им — тем, как он мог заставить свое тело говорить одно, в то время как разум кричит другое. Я знал, что он не выносит меня, с того самого лета с Фрэнком Уилкоксом, но, странная штука, мне он скорее нравился. Мне даже было немного жаль, что так вышло. Я не хотел его против себя настраивать, но тогда я еще не знал, что в некоторых случаях лучше держать язык за зубами. Не знал, как говорить с людьми. Этому меня тоже научила закрытая школа.

— Привет, милая, — сказала тетя Ник и наклонилась поцеловать Дейзи. На меня пахнуло ее духами, которые она всегда использовала, какими-то цветами, но с алкогольной ноткой. — Здравствуй, Эд.

— Здравствуйте, — ответил я.

Я пожал руку дяде Хьюзу.

— Как твоя мама? — спросила тетя Ник. Словно ее это и в самом деле интересует.

— Она в клинике.

— Да, — сказала тетя Ник. — Доктор считает, что она сможет вернуться домой этим летом. Как она… в порядке?

— Полагаю.

Я никогда не понимал, в чем суть этого вопроса, но знал, что требуется утвердительный ответ. По стандартам тети Ник, моя мать была не в порядке. Мать очень злилась на нее из-за этого, не могла скрыть злость, несмотря на все старания. Во время моего последнего визита мне показалось, что мать пытается мне на что-то намекнуть, что-то насчет тети Ник, я полагаю. Но, честно говоря, я не слишком понимал, почему она так злится. Не то чтобы ей было чем заняться до того, как она попала в клинику, она только и делала, что спала в темной комнате и ссорилась с моим отцом.