Он уже в сотый раз прочесывал лужайку, когда его остановила Долли Притчард.

— Привет, — сказал Хьюз. — Я тут охочусь на свою жену, но она от меня ускользает.

— Ох, — сказала Долли. — Это совсем не дело.

— Да, — сказал Хьюз. — Не дело.

— Знаешь, по-моему, она сказала, что собирается сбегать освежиться к лодочному сараю.

Бэнд ушел на перерыв, и теперь лишь смех и гул разговоров наполняли ночь. Хьюз, прищурившись, посмотрел в сторону причала и белеющей в темноте узкой полоски пляжа, пытаясь разглядеть, не решила ли Ник прогуляться по воде. Такое случалось, если перебирала с выпивкой, — говорила, что это отрезвляет.

— Большие пальцы очень чувствительны, — объясняла она. — Люди обычно их игнорируют, но они — наш первый контакт с землей каждый день. Это наши антенны.

Хьюз думал обо всех этих мелочах, сотнях, тысячах ее причуд, которых достаточно, чтобы заполнить день. Как он мог это упустить. Он думал о ее словах — что убийство все разрушило. Теперь он понимал, что она имела в виду, но она ошибалась. Ничто не изменилось, по-настоящему не изменилось, просто в таких случаях приходится выбирать сторону. И, если это касается твоих друзей, ты вынужден улыбаться, притворяясь, что между вами царит согласие. Вот что тяжелее всего — напряжение от фальши и притворного понимания. Хьюз осознал, что он всегда старался не выбирать ничью сторону. Ева была для него доспехами против Ник, против того, что он не стал тем, кем хотел. А Ник все это время была рядом, ждала, точно застыв в янтаре.

Почувствовав, что кто-то дергает его за рукав, Хьюз повернулся. Рядом стояла Дейзи, в ее глазах было отчаяние.

— Гдe мама? — Голос у нее был визгливый, истеричный.

— Дейзи. — Он коснулся ее плеча, ощущая, как внутри нарастает паника. — Что случилось?

— Где мама? Мне нужна мама.

— Я не знаю, зайчонок. — Хьюз снова оглядел лужайку. — Кажется, она сказала, что пойдет освежиться к лодочному сараю.

Дочь вырвалась и бросилась к гавани. Он позвал ее, но она не обернулась. Почему-то снова вспомнился телефон, звонящий в доме на Трейлл-стрит, и холод трубки, прижатой к уху. Он помедлил пару секунд, а затем быстро пошел следом, расталкивая окликавших его гостей.

У дальней стороны лодочного сарая на фоне фиолетового неба он разглядел силуэт в уличном душе. Услышал, как вода бежит по трубам, — Ник, должно быть, в душе, это означало, что она пьяна.

Когда глаза привыкли к темноте, он увидел еще кое-кого — Эд, прижавшись к деревянным рейкам, заглядывал в щель. Хьюз замер. Он почувствовал, как что-то взрывается в крови, как немеют конечности, как сдавливает легкие. Внезапно на причал выскочила Дейзи, Хьюз увидел, как она остановилась на дорожке. Забормотала что-то монотонное, и Эд обернулся на ее голос. Хьюз знал, что должен сдвинуться с места, сделать что-то, но ноги отяжелели.

Дети уставились друг на друга, точно разговаривали на тайном, безмолвном языке. Он услышал, как Ник напевает в душе, приятная мелодия, звучавшая сегодня вечером.

Затем Дейзи позвала мать.

До Хьюза донесся голос Эда:

— Любопытство кошку сгубило.

Мускулы напряглись, скрутились в узел.

— Она узнала, что хотела, и воскресла, — ответила Дейзи.

Хьюз увидел, как Эд наклонил голову, так же как тогда — после того, как Хьюз его ударил.

— Ты что же это, подглядываешь за моей матерью, Эд Льюис? Ты что, маньяк секса? Как мистер Уилкокс?

— Молчи о мистере Уилкоксе.

Голос мальчика звучал жестко и спокойно, в нем не было той насмешки, с какой он говорил с Хьюзом. Он будто… Защищался? Обижен? Хьюз не мог подобрать определение.

— Те спички… — сказала Дейзи, — из «Приюта»…

«Приют», спички, шериф. Будто открылся засов, Хьюз почувствовал, что его мускулы расслабились, сорвался с места:

— Дейзи, отойди от него.

Дочь поспешно отступила, услышав его голос. Эд повернулся и посмотрел на него, он словно даже обрадовался, точно ждал его. Хьюз схватил мальчика за руку и потащил за собой на пляж. Он выкручивал его руку, чувствуя, как молодые мускулы, сухожилия и кости сопротивляются давлению, и на миг подумал, не сломать ли ее. Не без удовольствия вообразил этот хруст, изумленное лицо Эда. Он чувствовал свою победу. Но в отдалении слышались голоса гостей, поэтому Хьюз слегка ослабил хватку и придвинул свое лицо как можно ближе к Эду. Он чувствовал запах своего дыхания, алкоголя, в тесном пространстве между ними.

— А теперь послушай меня. — Хьюз задыхался. Голова зудела от пота. — Я знаю тебя. Я знаю, что ты такое. — Он пытался восстановить контроль над дыханием. — Да, знаю. — Он снова жестко выкрутил руку мальчика. — Если ты еще хоть раз подойдешь к моей жене, если ты хоть раз посмотришь на мою дочь так, как смотрел сейчас, если ты хоть дыхнешь в их сторону так, что мне это не понравится, однажды ночью я дождусь, когда ты заснешь, приду к тебе в комнату и сломаю тебе шею, а потом скажу, что ты упал с лестницы, когда ходил во сне. — Хьюзу показалось, что в глазах мальчика мелькнуло сомнение, точно он обдумывал угрозу. — Мы поняли друг друга?

Он увидел, что мальчик слегка дрогнул, всего лишь дернулся уголок рта и сузился глаз. Должно быть, он делал ему больно. Хьюз начал выпрямляться, уже готовый его отпустить, послание доставлено, но Эд придвинулся к нему, приблизил губы к уху.

— Это исследование, — зашептал мальчик. — Фрэнк Уилкокс и девушка. Моя мать и мистер Фокс. Тетя Ник и тот трубач. Я видел их.

Энергия покинула Хьюза, в кожу будто воткнулись иглы. Он слышал дыхание мальчика.

— Я же говорил вам, — продолжал тот, — никто не говорит то, что в самом деле думает. Все это ненастоящее. — Эд отодвинулся и посмотрел на Хьюза, будто в самом деле хотел, чтобы тот что-то понял. — Я думаю… я пока не знаю… но мне кажется, это неправильно.

Хьюз испугался, что потеряет сознание, он отпустил мальчика. Эд выпрямился, растер руку, которую сжимал Хьюз. Он вглядывался в его лицо, пытаясь отыскать что-то, потом едва заметно кивнул и медленно побрел прочь, в сторону продолжающегося веселья. Хьюз стоял, вросший в землю. Он слышал смех. Видел подмигивающие огни яхт в заливе. Слышал гудение мачт. Труба стенала в ночи. Он закрыл глаза.

Он не знал, как долго так стоял, ни о чем не думая, его разум был спокоен и пуст. Наконец он отвернулся от воды. В лодочном сарае загорелся фонарь, он двинулся на свет. Там были Ник и Дейзи, голова дочери лежала на коленях матери. Волосы жены были мокрыми после душа, но она снова надела свое вечернее платье, золотое шитье переливалось в свете лампы.

Не выдавая своего присутствия, он прислонился к стене.

— Мне все равно, — говорила Дейзи. — Я их всех ненавижу.

— Милая, — голос Ник звучал нежнее, добрее, чем обычно, когда она говорила с дочерью, — я хочу, чтобы ты меня выслушала. Когда-нибудь тебе это пригодится. Если в чем-то и можно быть уверенным в этой жизни, так это в том, что тебе не всегда доведется целовать того самого, единственного.