Или сыну… целительница на поверку оказалась мальчишкой. А глупая Адистанна вымочила слезами все салфетки в его комнате, рыдая о судьбе своего красавчика, вынужденного жить с иномирянкой, которая буквально вытирает о него ноги.

– Говорит, нужно попробовать, – перевёл Костик и испытующе уставился на моряну: – Пойдём в другую комнату или посидим тут, в уголке?

– Лучше здесь, – решила повелительница, – это сейчас очень хорошее место… Слава ты останешься или выйдешь?

– Мы лучше пойдём делать человека из их дяди, – категорически отказалась оставаться в кабинете Ярослава, её подташнивало от концентрации бушующей тут энергии, – адмирал, вы идёте с нами… и бумаги заодно захватите.

Кого она имела в виду под словом «нами», адмирал понял, когда анлезиец чуть ли не на руках понёс жену к выходу. И старший из сыновей шёл рядом с ними, готовый подхватить мать в любой миг.

Инвард печально вздохнул и отправился следом. Он невероятно завидовал счастливому лучнику, причём именно его способности вовремя опознать удачу, встретив свою половину. И добиваться её внимания с редкой настойчивостью. Сам он ни такой проницательностью, ни настойчивостью в двадцать пять лет, к сожалению, не обладал, и потому теперь расплачивается так жестоко.

В ожидании допроса Урдежис сидел на стуле в коридоре со скованными руками, в простой одежде и без примелькавшейся грозди амулетов. Увидев Инварда, старик вздрогнул и испуганно задрал вверх нос. Наверное, пытается изобразить безразличие к приговору, без труда расшифровал этот жест адмирал и мстительно ухмыльнулся. Этот подлец даже не догадывается, насколько далеки его представления о возможном наказании от того, которое придумала изобретательная моряна.

– Веди его за нами, – приказал адмирал и вдруг понял, куда они сейчас отправятся.

В прежний кабинет советника, он тут, недалеко. И зачем таскать куда-то сундуки бумаг и свитков, если у обожающего порядок в делах Урдежиса все разложено по ящичкам и по полочкам?

Советник слишком поздно понял, куда его ведут, и на мгновение даже задохнулся от неожиданно вспыхнувшей надежды. Неужели они и в самом деле так глупы и считают, будто он мог не предусмотреть такой поворот событий и не подготовиться к нему со всей тщательностью? И тут же постарался подавить все свои чувства, и даже думать себе не разрешил на эту тему. Только истово бормотал про себя мольбу великому Астандису, помоги в этот раз, в самый последний!

– Он чему-то обрадовался, сильно, – предупредил Стан мать на родном языке и придержал за локоть собравшегося переступить порог адмирала, – там наверняка ловушка.

– Тогда начнём прямо здесь, – сразу определилась Слава, достала хрусталь, качнула перед лицом советника: – Взгляни сюда… внимательнее… тут вся твоя жизнь… обиды, неудачи, надежды… любовь и месть… как много всего было… и сколько надежд не сбылось. Ты никогда никому этого не рассказывал, но теперь у тебя появилась возможность всё объяснить, рассказать, почему ты выбрал для себя такой путь. Тебе хочется искренне поведать нам про свои замыслы, про тайники и ловушки, про сообщников и секретных помощников и про тех, кого ты принудил к содействию силой. И сначала ты хочешь сказать, как работает ловушка в твоём кабинете.

– Там всё просто… – советник отлично понимал, что теряет последний шанс на побег, но почему-то не мог не рассказать правду этой женщине с такими знакомыми глазами, – возле стола есть рычаг. Нужно только сесть в кресло и сильно нажать на него ногой. Тогда разомкнётся потайная цепь и люстра рухнет на тех, кто стоит под ней. И одновременно распахнётся дверца потайного хода. Он ведёт в канализацию… это самый неприятный вариант, на крайний случай.

– Ещё ловушки в кабинете есть? – строго спросил не поверивший ему Стан. Не может быть, чтобы такой хитрец приготовил только один вариант спасения.

– Мелкие, – не смог смолчать Урдежис и начал перечислять, – дверца правого шкафа падает на сидящего возле него, если дёрнуть шнурок, в синем кувшине вода со снотворным, чернила в малахитовой чернильнице через несколько дней выцветают, из ложной ручки секретера выскакивает ядовитая игла, в одной из подушек дивана спрятан кинжал…

– Стоп, – не выдержала Ярослава, – идём лучше вот в эту дверь, что там расположено?

– Комната писарей.

– Ловушки есть?

– Нет, только подслушки и потайные окошки для подглядывания.

– М-да, ну и домик, – хихикнул Стан, – как всё схвачено! Ну, допустим, за нами никто не подсмотрит, но к писарям всё равно не пойдём. А в этой комнате какие сюрпризы?

– Это гостиная для посетителей, ожидающих аудиенции.

– Ловушки?

– Только такие, как у писарей, гости обычно приходят с амулетами.

– Идём туда, – постановил адмирал, которому надоело торчать посреди коридора под недоуменными взглядами гвардейцев.

Гостиная оказалось небольшой, но уютной, с буфетом у одной стены и камином у другой. Два окна, между ними стол и стулья. Вдоль стен удобные кресла, посредине ковёр. В одном ближнем от двери углу вешалка, в другом – скромная дверь в умывальную.

Адмирал задержался у порога, выдавая следовавшим за ними гвардейцам какие-то указания, а остальные вошли в комнату, устроились в креслах.

– Возьми стул, поставь посредине и садись. – Ярославе было неудобно смотреть на Урдежиса сверху вниз.

А кроме того, сидящий человек менее напряжён и, следовательно, не так озлоблен, как стоящий перед собеседниками навытяжку. Идея, пришедшая женщине в голову, пока она обдумывала, как лучше выполнить поставленную моряной задачу, предполагала доверие и понимание, а для этого нужно было постараться не унизить пациента, а вызвать у него уважение.

Советник хмуро усмехнулся, но приказ выполнил, хотя отлично чувствовал, что не настолько подчинён воле этой женщины, как некоторые из его врагов, оказавшиеся под действием сваренного Ральдисом дурмана.

– Скажи мне, – севшая напротив молодая женщина вполне подходила по возрасту советнику в дочери, но смотрела с терпеливым сочувствием мудрой матери, – зачем тебе нужно было, чтобы Гинло стал королём? Ведь его родичи непременно должны были забрать парня к себе!

– Если бы он стал королём – не забрали бы! Они же не могут не понимать, как им это выгодно, иметь в подчинении целый континент, хоть и небольшой! Тут же можно размножаться, питаться… – с внезапным жаром заспорил Урдежис, – они ведь намного сильнее людей, значит, достойны властвовать. Они должны были принять этот дар… и тогда мой мальчик навсегда остался бы тут.

– А знаешь… – печально сообщила Слава, в который раз убеждаясь, в какого уродливого монстра может обратиться отцовская любовь, если ничто не остановит безумных планов родителя по устройству жизни отпрыска, – он ведь едва не умер. Ты бросил его умирать в потайной комнатке и бежал, и моей дочери вместе с его матерью и дедом едва удалось спасти мальчишку. Он был такой худой и бледный… неужели ты не видел, что мальчик уже стоит на последней грани? Как ты теперь будешь жить, вспоминая его скрюченное тельце, брошенное в том холодном чулане? А ведь он наверняка тебя любил, называл папой… когда долго не видел бежал навстречу, раскинув руки, верил каждому твоему слову и считал тебя самым добрым и самым смелым. И он ждал, когда ты придёшь туда, в этот потайной склеп, вынесешь его, поможешь, спасёшь… а ты бросил, предал… как ты теперь посмотришь ему в глаза, если когда-нибудь встретишь, Урдежис?!