смотрит на меня. – Какого числа это произошло? Ты помнишь примерную дату?

В палату тихо заходит Аврора.

– Я помню точную дату. Четвертое сентября.

Я замечаю, как переглядываются мама с папой, и начинаю волноваться. От этого мой пульс подскакивает, и аппарат, который следит за моим сердцебиением, начинает пищать.

– Все в порядке, Эмма, – успокаивает меня Эмери и показывает знак медсестре, что помощь ей не нужна.

– Это было вчера. Я еще пыталась дозвониться родителям, чтобы поздравить их с годовщиной свадьбы.

Психолог уверенно кивает.

– Ты помнишь гонки? Где-то на частном участке.

– Да, помню.

– А что насчет аварии? О ней ты помнишь?

– Да, – уверенно заявляю я.

– Ты и парень, который был вместе с тобой…

– Аарон Бэйкер, – перебиваю я ее.

– Да, я о нем. Очень хорошо, что ты все помнишь, – одобрительно произносит она и на некоторое время замолкает. – Что вас связывало?

Меня удивляет ее вопрос. Я ожидала всего, но не этого. И почему она говорит в прошедшем времени?

– У нас были сложные отношения раньше, ну так мне казалось. Однако затем все изменилось. Мы начали общаться и…

– Я вас поняла, – прерывает она, будто понимая, что мне не хочется об этом говорить.

Пока Эмери что-то записывает в блокнот, повисает молчание. Я перевожу взгляд на родителей, но на них нет лица. Медсестра Аврора отводит взгляд. Я уже готова задать вопрос, но психолог опережает меня.

– Эмма, – выдыхает она. – Я понимаю, то, что я сейчас скажу, будет сложно принять. В моей недолгой карьере был только один подобный случай, и я знаю, как тяжело все это осознать. Но, пожалуйста, постарайся не нервничать и не переживать, хорошо?

Я ничего не отвечаю.

– Авария. Ты оказалась здесь после аварии. Мотоцикл, которым ты управляла, был неисправен. И на скользкой дороге потеряла управление. Ты же помнишь все это?

Я киваю, ничего не понимая. Что она имеет в виду?

– Я помню аварию. Помню дождь. И помню воблинг. Я все это помню. Но я не получала серьезных травм. Меня и Аарона выписали из больницы через пару дней.

Я оборачиваюсь на маму с папой, потому что они тоже там были. Они приходили ко мне в палату. Пусть они подтвердят это!

Но в лице родителей я не нахожу поддержки, будто рассказываю сказку, которую они слышат впервые.

– Эмма, – привлекает свое внимание Эмери. – Этого всего не было. Это все твоя фантазия. Это все был твой сон.

Девушка произносит это осторожно, но очень уверенно. И я окончательно теряюсь.

– Нет, нет, нет! Этого не может быть!

Мой пульс учащается. И аппарат снова начинает пищать.

– Эмма, все в порядке. Это нормально, такое бывает.

Психолог берет меня за руку, но я отдергиваю руку.

– Нет, я не верю вам, – «это все сон, чертов сон!» – Аарон, где Аарон? Я хочу увидеть его, пожалуйста.

– Эмма, посмотри на меня.

Аврора больше не сидит на другом краю палаты, она уже готова вводить мне что-то в катетер, но Эмери запрещает ей это делать. Я же готова сорвать с себя все эти дурацкие аппараты и сбежать отсюда. Сбежать туда, где на меня не будут смотреть этим дурацким взглядом и говорить, что последние два месяца мне приснились.

– Эмма, послушай меня, – просит Эмери. – В той аварии тебя спас шлем. Шлем, который отдал тебе Аарон.

Я мотаю головой, не желая ее слушать. Не желая понимать, к чему она ведет.

– Я знаю, что это сложно принять, но…

– Нет, не говорите этого! Не говорите этого! – кричу я. – Я не верю вам!

– Мне очень жаль, Эмма, но Аарон погиб.

Я закрываю уши, не желая слышать этого. Не желая впускать в свою голову эту информацию. Но она пробивается через все стены. И когда сопротивляться не получается, я сдаюсь. Крик переходит в рыдания, а первая мысль, которая проскальзывает, бьет меня сильнее, чем новость о его смерти.

Это я не справилась с управлением. Это из-за меня мы попали в аварию. Это я убила Аарона.

Я не помню, что происходило после. Я лишь слышала всхлипывания мамы и слова Авроры о том, что мне сейчас станет легче. А затем наступила темнота. Очередная темнота.

Глава 29

Сколько должно пройти времени до того, как я приму реальность? Сколько прольется слез? И как часто я еще буду слышать фразу «мне жаль»?

Дайте мне точные цифры, потому что я уже устала ждать, плакать и слышать одно и то же.

Мысль о том, что я убила Аарона, не давала мне покоя. Я ни с кем не общалась, никого не хотела видеть. Я все это время нуждалась в нем. Но его больше нет в живых, и виновата в этом я. Я не справилась с управлением. Я забрала у него жизнь.

Кроме родителей, в палату стали пускать друзей. Но за прошедшую неделю я никому не сказала ни слова. Я не знаю, чего все от меня ждут. У них было два месяца, чтобы принять эту новость, так пусть и мне предоставят это чертово время. А не приходят изо дня в день, пытаясь помочь мне.

Каждый раз, когда я оставалась одна, я погружалась в воспоминания своего, как оказалось, сна. В те моменты, когда я была счастлива и даже не задумывалась о том, как обстоят дела на самом деле. Так я делала и сейчас. Вспоминала то хорошее, что подарил мне Аарон, пусть и во сне. Мне приятно, что он все еще жив в моем сознании.

Я вспоминала все, начиная с нашей встречи в больничном коридоре. И, как молния, в моей памяти начали проскакивать его фразы, внимание на которые я совсем не обращала.

«Прости, что подверг твою жизнь опасности».

«Ее не должно быть здесь… то есть там…»

«Зачем я разрешил тебе сесть на мотоцикл? Свалилась же ты на мою голову».

Сердце пропускает удар.

«Я бы дал нам больше, чем просто шанс, Эмма. Но мы находимся в этой реальности, и вернуться в другую нам двоим невозможно».

«Все должно было случиться не так».

Каждая фраза с большой болью отдается в сердце. Он знал. Черт, в моем сне он будто был живым и настоящим. А может, и был. И если это был Аарон, то в таком случае все встает на свои места.

Он отталкивал меня. Отталкивал до последнего, понимая, что все именно так и закончится. Он не хотел причинять мне боль. Но боль – это часть моей чертовой жизни, и от нее не избавиться.