Слышу, как Осипов делает шаг ко мне навстречу и замирает.

— Прощай, Киска, — говорит, с ухмылкой в голосе. — Если на том свете встретишь Миронова, передай ему, что я всегда считал его никчёмным дерьмом.

Я не вижу, но чувствую, как мужчина наводит на меня пистолет, и автоматически прикрываю голову руками, как будто это как-то поможет мне спастись от пули.

Я никогда не молилась. Я не знаю, как это делается. Но сейчас я молюсь. Изо всех сил прошу своего ангела хранителя помочь мне, хотя в глубине души знаю, что это бесполезно. У меня нет больше шанса.

Где-то неподалёку раздаётся визгливый скрип колёс от сцепления с влажным асфальтом, и практически в тот же момент тишину осеннего леса вспарывает оглушающий звук выстрела, и я кричу, чувствуя резкую боль в голове.

Кричу так сильно, что раздираю себе горло. Кричу надсадно, до боли в связках.

Кричу.

Я всё ещё кричу. Не смотря на то, что выстрел уже произошёл.

— Блять! Чёртова живучая сука!

Распахиваю глаза и непонимающе смотрю на перекошенное лицо Осипова. Мне до сих пор нестерпимо жжёт макушку, и я чувствую, как по моему лбу стекает что-то тёплое и вязкое, а когда в нос ударяет металлический запах, понимаю, что это кровь.

Резко дёргаюсь вперёд и, обернувшись, вижу на дереве, прямо над своей головой выщербленный пулей участок.

Осипов промахнулся. Пуля прошла по касательной и только оцарапала мне макушку.

Я должна радоваться. Но вместо этого у меня начинается самая настоящая истерика. Я ору и рыдаю. Меня трясёт так, что я не могу нормально сфокусировать взгляд. Падаю на колени. Врезаюсь ногтями в сырую землю, сгребаю её, чувствуя резкий приступ тошноты.

У меня кружится голова. Всё перед глазами плывёт, утягивая меня в чёрную воронку.

Нельзя отключаться. Ни в коем случае нельзя терять сознание. Если я упаду в обморок, то всё будет закончено.

Ледяной дождь упругими каплями бьёт по моему телу. Я концентрируюсь на этом ощущении. Из последних сил заставляю себя поднять голову на Осипова. Вижу, как мужчина вытаскивает обойму из пистолета и, выругавшись, откидывает его в сторону.

Одна пуля. У него была одна пуля, и он промахнулся.

— Не радуйся, сука! — рявкает, переведя на меня дикий, абсолютно сумасшедший взгляд. — Я тебя и голыми руками задушить смогу. Так или иначе, сегодня ты сдохнешь.

Мужчина делает шаг ко мне навстречу, и в этот момент я резко срываюсь с места. Я не знаю, откуда беру эти силы. Мгновение назад мне казалось, что я не смогу даже пошевелить рукой. Но желание жить бьётся во мне с остервенелым отчаянием. Разносит по венам запредельные дозы адреналина и помогает двигаться дальше.

Я бегу. Бегу так быстро, что мои лёгкие не успевают сокращаться. Мокрые ветки хлещут по лицу, оставляя на нём порезы, но эта боль только подстёгивает. Придаёт сил и помогает держаться в сознании.

Я слышу шорох листьев и топот ног за моей спиной. Я знаю, что Осипов сзади. Его крик и ругань разрывают мою психику, но я не оборачиваюсь. Не позволяю себе этого сделать, потому что понимаю, что для меня это будет конец.

В какой-то момент мой слух улавливает шум несущихся по трассе автомобилей, и сквозь густую стену деревьев я вижу участок дороги.

Ещё немного. Ещё немного, и я выберусь на шоссе. Я спасусь. Всё будет хорошо.

В этот же момент чувствую, как грубая мужская рука смыкается на моих волосах. Жгучая боль в голове, а потом рывком меня откидывает назад, и я со всего размаху падаю на спину, ударяясь об землю позвоночником.

Хочу встать, но в тот же момент Осипов упирает колено в мою грудную клетку и давит с такой силой, что, кажется, у меня треснут рёбра.

— Попалась, тварь?! — рявкает мне в лицо. — Я же сказал, что сегодня ты сдохнешь.

Его руки смыкаются на моей шее, и я чувствую резкий приступ удушья. Пальцы впиваются в горло с такой силой, что у меня автоматически начинают закатываться глаза.

Я хочу закричать, но могу только открывать рот, как выброшенная на сушу рыба. Пытаюсь втянуть в себя воздух, но лёгкие как будто слиплись.

Из последних сил поднимаю руки и упираюсь ладонями в лицо Осипова. Врезаюсь ногтями в его кожу. Щипаю и царапаю, пытаясь оттолкнуть от себя. Но в ответ он лишь сильнее сдавливает мою шею.

Из глаз непроизвольно брызжут слёзы. Стекают по щекам и покрывают безжалостные мужские руки.

У меня больше не остаётся сил бороться. Я чувствую, что тело начинает обмякать, а сознание затуманиваться. Где-то вдалеке мне чудится Костин голос. В какой-то момент мне даже кажется, что за спиной Осипова я вижу его силуэт.

А потом всё резко заканчивается.

Давление на мою грудь и горло неожиданно пропадает, и я отключаюсь, поглощённая тьмой.

— Лера!

Пятнадцать нажимов на мою грудь, а потом горячие губы проталкивают воздух мне в рот.

— Лера, дыши!!!

Снова те же самые действия.

— Давай! Открой глаза! Блять! Лера!!!

Снова нажимы на грудь и с новым потоком воздуха, мои лёгкие надуваются, как воздушный шар. Я распахиваю глаза и с надсадным хрипом втягиваю в себя воздух.

Моё сердце остервенело колошматится об сводящие дикой болью рёбра. А горло раздирает, словно его изрезало тысяча лезвий, когда я, открыв рот, жадно глотаю ледяной осенний воздух.

Глаза в панике мечутся по влажному лесу, пока не фокусируется на Костином лице.

Мужчина стоит рядом на коленях, сжимая в руках мои плечи, и когда наши взгляды встречаются, рывком прижимает меня к своей груди.

Я чувствую бешеное биение его сердца. Оно проходит через мою грудь. Наполняет меня, бьётся об рёбра и словно одним только своим ритмом снимает всю боль, стальными щупальцами сковывающую тело.

— Костя…

Я не знаю, слышит ли он меня, потому что вместо голоса из моего горла выходит только сдавленный