К счастью для меня, мой мозг быстро наполнили мысли о предстоящем рабочем дне, и тело расслабилось.

На второй день мы успешно запустили второй спутник, Syncom IV, но не без неприятностей. Хэнк снимал его отделение на громоздкую и неповоротливую кинокамеру типа IMAX, и локоны Джуди затянуло в машину ременным приводом механизма подачи пленки. Это было как если бы волосы вдуло в вентилятор автомобиля. Она закричала, я схватился за ее пряди, чтобы их не выдрало с корнями, но меня ничто не удерживало на месте, и я начал бесконтрольно вращаться, и Джуди тоже. На фоне ее все более громких криков я слышал, как камера продолжала работать, пока не остановилась. Волосы забили мотор, и сработал автомат защиты.

Мы высвободили Джуди из ловушки с помощью ножниц. Пряди отрезанных волос летали повсюду. Они попадали нам в глаза и в рот. Майк Коутс, который был главным оператором камеры IMAX, унес аппаратуру на среднюю палубу и начал ремонтировать. Волосы так основательно забили шестеренки механизма, что мы не верили, что эта машина когда-либо сможет снять еще хоть один кадр. Компании IMAX предстояло серьезное разочарование. Она потратила миллионы долларов, чтобы отправить камеру в космос, а мы отсняли лишь малую часть сценарного плана. Даже если ее удастся очистить от волос и снова заставить работать, краткого взгляда на план полета было достаточно, чтобы понять: несколько ближайших эпизодов нам снять не удастся, и IMAX придется перепланировать съемки. Все мы понимали, что случилась тривиальнейшая из ошибок, о которой только и будут говорить, невзирая на любые дальнейшие удачи. Пресса не будет писать о том, как наш экипаж успешно опробовал «Дискавери» в его первом полете, или о том, что мы успешно вывели 30 000 фунтов спутников. Вместо этого журналисты будут перемалывать инцидент с прической Джуди. Однако у нас не было альтернативы, кроме как признаться во всем ЦУП. Планировщики должны были принять на веру, что камеру можно отремонтировать, и приступить к коррекции нашего графика.

Но мы, мужчины, упустили из виду настоящую проблему. Как только Хэнк взялся за микрофон, чтобы вызвать Хьюстон, Джуди набросилась на него с речью примерно такого содержания: «Если ты хотя бы пикнешь ЦУП о том, что камера зажевала мои волосы, я вырежу твое сердце ложкой». Или, возможно, она пригрозила отрезать другую, более важную анатомическую деталь. На несколько секунд мы остолбенели, пытаясь понять причину ярости Джуди. Потом до нас дошло. Она была всего лишь второй американкой в космосе. Пресса держала ее под увеличительным стеклом, ища малейшую ошибку в ее работе. Инцидент с прической Джуди был именно таким: ошибка, в которой была виновата она, и никто иной. Хуже того, это был самый страшный грех против феминизма. Джуди продемонстрировала (при всей случайности и незначительности своего промаха), что женщины все-таки отличаются от мужчин.

Хэнк Хартсфилд, повидавший всякое боевой летчик ВВС США, который во многих вылетах смотрел смерти в глаза, столкнулся теперь с худшим кошмаром для мужчины – с по-настоящему разъяренной женщиной. Никакой коммунист с зениткой не казался ему столь опасным, как Джуди в этот момент. Под ее испепеляющим взглядом Хэнк сделал то, что сделал бы на его месте любой из нас. Он ведь хотел вернуться из полета со всеми причиндалами в комплекте, поэтому вызвал ЦУП и сообщил, что в камере IMAX застряла пленка и Майк старается извлечь ее. Хэнк не упомянул причину застревания. В конечном итоге Майк сумел вдохнуть жизнь в камеру. Получив новый план, он и Хэнк продолжили снимать, а Джуди держалась от них подальше.

Природа наконец взяла свое, и я уплыл в туалет шаттла, чтобы заняться наиболее сложной частью любого космического полета – прицеливанием в трубу. Туалет не позволял толком уединиться. Он был расположен на средней палубе слева по борту, в заднем углу. Двери у него не было, была лишь складывающаяся занавеска, закрепляемая на липучке и перекрывающая вход со средней палубы. Еще одна ширма была присобачена сверху, образуя потолок и изолируя туалет от летной палубы. Недостаток приватности очень смущал. Я почувствовал себя, как во время медового месяца, готовясь впервые за время семейной жизни опорожнить кишечник. В общем, понятно.

Спрятавшись за занавеской, я последовал совету ветерана двух полетов на шаттле Боба Криппена и оголился. «Гораздо легче убрать дерьмо с кожи, чем с одежды», – говорил один из участников полета STS-1.

Я прикрутил мою личную воронку для мочи к концу шланга, а затем зарядил одноразовым пакетом типа пылесосного контейнер в левой части туалета. В него следовало убирать использованную бумагу. Ее нельзя было отправить в приемное устройство, так как для этого потребовалось бы поднять зад, отчего, в свою очередь, какашки могли разлететься по кабине. Всос воздуха в нижней части контейнера должен был удерживать бумагу в мешке.

Я завис над «троном», ослабил набедренные ремни и затем затянул их внутрь, чтобы зафиксировать тело на пластиковом сиденье. Вспоминая, как я ориентировался на Земле по виду с камеры, я поерзал, пристраивая тело так, чтобы определенные родинки на моих лодыжках оказались на правильных местах по отношению к деталям устройства. Я включил вентилятор и порадовался тому, что он шумит. По крайней мере отчасти он скроет звуки, которые издаю я. Наконец я просунул пенис в воронку до нужной отметки, дотянулся до рычага устройства сбора твердых отходов и потянул его. Непосредственно подо мной открылась приемная труба и заработал отсос для отходов. Внезапно очень чувствительная часть моего тела оказалась в струе холодного воздуха. Мало что способно сильнее повредить дефекации, чем охлаждение главного инструмента в этом деле. От этого человек инстинктивно сжимает ягодицы. Однако я убедил соответствующее отверстие игнорировать порыв холодного ветра и работать. Одновременно я держал перед собой воронку мочеприемника, чтобы жидкость пошла туда. Вакуумный отсос в шланг мочеприемника очень эффективно втягивал жидкость до тех пор, пока давление у меня в мочевом пузыре не упало. После этого моча отказалась отделяться от моей кожи, и на конце пениса вырос целый шар из нее. Инженеры NASA знали об этом аспекте динамики жидкости и ввели функцию «последней капли». Путем нажатия кнопок на двух сторонах шланга можно было усилить отсос, и мне удалось таким способом собрать большую часть жидкости. Услышав из-за занавески чавкающие звуки этой операции, Хэнк завопил: «Еще пять секунд, и ты заигрался, Маллейн!»

Туалет давал обильную пищу для подросткового юмора астронавтов-мужчин. Безусловно, самую мощную шутку отмочил Билл Шеперд из набора 1984 года. В одном из своих полетов он взял с собой в туалет кусочек сосиски от завтрака. Закончив свое дело, он запустил сосиску полетать наверх. Ошалевшие члены экипажа метались от стенки к стенке, уворачиваясь от непрошеного планетоида, а Билл гонялся за ним с куском туалетной бумаги. Наконец он поймал его и – к ужасу остальных – съел.

Теперь предстояла гигиеническая процедура. С помощью туалетной бумаги я удалил остающуюся влагу с пениса. Подтираться после мочеиспускания было настолько женской манерой, что я почти осязал необходимость смастерить ковшик, чтобы утвердить свою мужскую идентичность. Я потянул рычаг трубы твердых отходов, чтобы перекрыть ее, ослабил притяжные ремни и всплыл над сиденьем. Теперь я мог вытереть себя, отправив использованную бумагу в мешок.