Реисы или судовладельцы распределяли бесплатно лишь заранее установленную долю еды. Обычно это были продукты первой необходимости: галеты, уксус, оливковое масло, сливочное масло; в особых случаях раздавали изюм и виноград. Но те, у кого были деньги, могли есть все, что брали на борт или покупали в пути[872].

Прежде всего на галерах требовалась вода. Как мы уже упоминали, на французских судах ее перевозили в 50-литровых бочках, при наполнении весивших по 60 кг[873]. Однако запасов хватало не больше чем на пару недель, и приходилось постоянно пополнять их, причаливая к берегу. И если для нескольких галер поиски источников не доставляли хлопот, то большой флот передвигался лишь по тщательно спланированным маршрутам. А кроме того, приходилось предотвращать загнивание воды, которая застаивалась в бочках. Лучше всего было кипятить, даже после того, как вода уже подпортилась[874]. Но всю воду в указанном объеме – не перекипятить. Вот лишь некоторые из дополнительных методов: в воду погружали раскаленное железо; клали в нее хлебную мякоть перед тем, как разлить по бочкам; а в сами бочки бросали гальку или ивовые ветки (giunchi)[875].

Если же моряки лишались пресной воды, им оставалось лишь пить собственную мочу (ihren eigenen Harn)[876] или же как угодно дистиллировать морскую, чтобы лишить ее соли и горького привкуса, иначе говоря – отделить «легкую» часть от «тяжелой». Согласно Пантере, после такой перегонки моряки получали настолько чистую и легкую пресную воду, что лучше и полезнее ее было не сыскать во всем мире[877]. Но это требовало знаний и подготовки. И первое, что надо знать историку мореплавания, – никто такой подготовкой не владел, а комнатная температура в Средиземном море почти никогда не поддерживалась. Когда теория расходилась с практикой, применяли «творческий подход». Корсары даже добавляли в морскую воду сахар – впрочем, это не спасало[878]. Во-первых, сахарные примеси не убавляли жажды, вызванной крайне соленой водой Средиземного моря. Они лишь меняли вкус – но даже лошади, по десять дней испытывающие жажду, отказывались от подслащенной морской воды. Во-вторых, не следует забывать, что в ту эпоху сахар принадлежал к деликатесам и нечасто попадал на корабли.

Бодрящему вину, более калорийному (и не столь «богатому» на бактерии) в сравнении с речной водой, на османских галерах не было места[879], о чем мы узнаем и от Педро[880], и от греческих гребцов, чрезвычайно сетующих на то, что им на судах не наливают – ни красного, ни белого[881]. Египетский адмирал Сейди Али-реис, рассказывая, почему на его галерах некоторые из солдат дебоширят пьяными, отмечает, что они пристрастились к хмельной жидкости, которая под жаром солнца выделяется из веток местного «тари-дерева» (осм., араб. târî – неожиданный) – еще одно доказательство того, что алкоголь на кораблях государственного флота находился под запретом[882].

Впрочем, пусть даже Сальваго и Олафур Эгильсон убеждают нас в том, будто корсары даже не притрагивались к вину[883], в пограничье все обстоит несколько иначе. Пираты Сале пили и вино, и этиловый спирт (eau-de-vie)[884]. Нам это хорошо известно[885]. По сведениям Эвлии Челеби, на острове Айя-мавра (Лефкасе), где собирались «все воители, плавающие на фыркатах, гази священной войны», ведущие охоту в Адриатике, «питейные дома настолько переполнены, что солдаты дни и ночи напролет, не просыхая, гуляют в них под звуки давула и зурны[886]; только и слышны там песни на сазе, восклицания и брань толпы»[887]. Делакруа пишет, что на алжирских кораблях начальник вардиянов (надзирателей) не запрещал рабам загружать перед отплытием вино и ракы[888]. Причем надзиратели не только оскверняли алкоголем корабли доблестных гази, но и продавали его мюхтэди, подпавшим под искушение шайтана[889]. А такие воители веры, как одабаши Байрам, хозяин дю Шастеле де Буа, проявят запасливость – и у них всегда будет при себе ракы[890]. Собственно, разве Томас Хеэс не упоминает об употреблении табака и алкоголя, ведя речь об исламских запретах? Он даже откровенно отмечает, что запреты касались и «мейханэ», питейных домов (tavernes)[891]. Еще одно доказательство тому, что горожане не брезговали выпивкой, дошло до наших дней от Эммануэля де Аранда. Французский пленник поведал, что в основном мусульманские корсары и солдаты посещали мейханэ в тунисских тюрьмах для пленников, причем совершая там «мерзкие грехи» (des pechez inabominables) вместо того, чтобы спокойно разойтись после выпивки (s’amusent а la boire)[892].