Конечно, даже несмотря на столь великие опасности, находились корсары, прожившие много лет и вышедшие в отставку. Так, в 1638 году, во Влёре, Али Биджинин, потерпевший небывалое поражение от венецианцев и потерявший все корабли, поставил во главе рабов своего тестя и рияле (третий по чину командир после капудан-паши и патрона), корсиканского мюхтэди по имени Мурад, которому, по версии Фрэнсиса Найта, было ровно 104 года[929]. Gazette de France утверждает, что в 1665 году в водах Хальк-эль-Уэда французский корабль «Л’Этуаль» (L’Etoile) напал на санджацкое судно Алжира с 50 пушками и экипажем в 600 человек, бывшее под началом 105-летнего португальца-мюхтэди, капудана Бербера Хасана[930]. Вряд ли такой возраст реален. Насколько нам известно, корсары рано старели, подолгу снося тяготы военной службы на море. Разве все не говорили, что Улуджу Али было восемьдесят с лишним лет, хотя он отошел к Богу еще до того, как ему исполнилось семьдесят?[931] Впрочем, Андреа Дориа выходил в море, пока ему не исполнилось девяносто. Значит, возможно все.

Наконец пришла очередь поговорить о сексуальной жизни сотен корсаров, моряков и янычар, подолгу теснившихся на крохотных кораблях. Не будем долго томить и спросим прямо: когда на палубе месяцами находились только мужчины, не возникало ли у кого-то влечения к своему же полу? О распространении гомосексуализма на христианских кораблях писали уже не раз[932]. Пробел в венецианском законодательстве на этот счет явный: корабельный экипаж не несет правовой ответственности в случае, если кто-то на его борту вступает в гомосексуальные связи во время морского похода. Лишь в 1420 году Совет десяти исправит этот недостаток[933]. Когда Хеберер и его товарищи бились не на жизнь, а на смерть со встречным ветром, изнемогая от жажды, двое из экипажа все же не удержались от «ужасного, нарекаемого содомией, срамного и не приличествующего мужам греха» (das grauseme unmenschliche und abschawliche laster die Sodomiam, vorzunemen)[934].

На французских галерах содомии не было – в теории. На деле она была, пускай и не стала привычной. Мало того, когда Николя Арнуль казнит одного содомита, исполнив то, что надлежало, лично Кольбер, надменный министр Людовика XIV, сделает ему суровый выговор: «Вот что я обязан вам напомнить: как можно меньше занимайтесь (instruire) подобными происшествиями, особенно если они имели место на суше. В конце концов, нигде не сказано, чтобы право распоряжаться галерой (l’intendance des galeres) распространялись на такого рода преступления»[935]. Опять же, нам известно, что гребцы, работающие в марсельском адмиралтействе, брали себе в мальчики для утех (giton) подростков, потерявших хозяина и обреченных на нищету, жизнь в приютах для сирот или проституцию. Этих юнцов называли passe-gavette, и на галерах они служили на побегушках у невольников[936]. Не очень-то отличалась ситуация и на пиратских кораблях. Пьетро Зелалих захватил и привел к Мальте османское судно, подговорив рабов к мятежу, когда все офицеры отправились на сушу совершать пятничный намаз; только в жалобах на него инквизиторам сообщают, что знаменитый корсар любит пощупать своего прислужника за ягодицы и даже целует их[937].

Но что же османские корсары? Португальский невольник Машкареньяш, тянувший весла на их галере, рассказывает, как морские разбойники сразу же разделяли захваченных пленных: женщин – отдельно, мужчин – отдельно, чтобы те не вступали в сексуальную связь. С этой же целью палубы еженощно освещали факелами; ведь корсары считали огромным грехом всякий блуд (qualquer peccado da carne) и верили, что корабль, где тот совершается, затонет[938]. Все же обратившись к свидетелям эпохи, мы увидим, что Машкареньяш с его рассказами в меньшинстве. Иные европейцы-очевидцы и словом не обмолвятся о подобной щепетильности. Но что еще важнее, османские источники упоминают и об откровенных гомосексуальных отношениях между левендами. И среди таких источников – даже «Газават», составленный самими корсарами!

Впрочем, начнем с европейцев. Во-первых, нет ничего предосудительного в том, что мы отбросим клишированные откровения в стиле Сандоваля, как, например, упоминание о том, что Барбарос был «похотлив двояко» (lujurioso en dos maneras)[939]. Какой смысл повторять стереотипное представление о мусульманах, вбитое в голову монаха-летописца, который говорит о том, чего не видел? Томас Бейкер, английский консул в Триполи, повествует о какой-то жертве сексуального насилия со стороны тридцати шести янычар[940], и о мусульманине, который вначале претерпел 500 ударов фалакой, поскольку отверг содомию, – а затем он в конце концов на нее согласился, и ему переломали руки и ноги, сбросив с крепостной стены[941]. Да, нам приходится мириться и с этим.

Но другие свидетельства не так легко отбросить. Скажем, согласно португальскому пленнику Антонио Сосе, который подробнее всех описал Алжир XVI века, левендам с реисами прислуживали «мальчики» (garzones), которых те одевали будто красивых ухоженных женщин. Португальцы называли их «бородатыми женщинами» (mujeres barbadas): те носили платья из самой дорогой ткани; обувались в изящную обувь; надевали золотые и серебряные украшения. Соса добавляет, что корсары дрались между собой, не щадя жизни, за самых красивых парней-педерастов и даже отправляли тех гулять по городу в шикарных нарядах[942].