рождению, а по воле судьбы, страну, которой ты предназначен всем своим существом, свою внутреннюю родину, родину теплых воспоминаний и ледяного мрака, детских снов, страхов, стыда, каким истекает душа, родину всех бездомных собак, бродящих в сине-зеленой ночи, белых улиц, городов, откуда сбежали бы даже призраки, родину видений любви и невинности, обретших форму, родину веселого безумия и пирамид из черепов, родину беспощадной проницательности, разъедающей печень, родину всего вообразимого одиночества и всего доступного молчания, единственную родину, в которой можно жить (которую нельзя потерять или возненавидеть, нельзя унижать сентиментальной и поверхностной ностальгией, нельзя использовать как повод или как заложницу, чтобы обернуть статус изгнанника к своей выгоде, и которую, наконец, не надо защищать, потому что она и так защищена своими неприступными крепостями и не требует, чтобы ради нее мы жертвовали чем-то, кроме лени и желания заниматься любовью с утра до вечера). Что это за страна? Ты ее знаешь: конечно же, это страна книг, книг прочитанных и любимых, книг прочитанных и отвергнутых, книг, которые мечтаешь написать, ничтожных книг, которые сразу забываешь и не помнишь даже, открывал ты их когда-нибудь или нет, книг, которые ты якобы прочел, книг, которые никогда не прочтешь, но с которыми не расстанешься ни за что на свете, книг, которые терпеливо ждут своего часа в темноте, перед ослепительными сумерками чтения на рассвете. Да, говорила я, да: я буду гражданкой этой страны, я стану подданной этого королевства, королевства книжных полок.

Поглощенная этими мыслями, я не заметила, что пение смолкло. Как давно это произошло? Я оказалась у выхода из парка, где была небольшая, ярко освещенная лужайка с детской площадкой. Я подумала, что незнакомец из «Вотрена» ждет меня там и сейчас наступит момент истины. На скамейке действительно кто-то сидел, но это был не он. Этот человек тоже был стар, но невелик ростом, скромно одет, без шляпы. На нем были черные очки. Я подошла ближе. Он повернул ко мне голову и как будто не удивился. Я поздоровалась. Он ответил со старомодной любезностью.

– Извините, – сказала я, – но… вы не видели, тут не проходил мужчина в шляпе, очень хорошо одетый? Африканец… Минуту назад… Очень высокий. Он пел танго.

Старик несколько секунд сидел неподвижно, как будто я говорила слишком быстро, и ему требовалось время, чтобы понять услышанное. Наконец он ответил:

– Я слепой, мадам. Поэтому я ношу черные очки. Несколько минут назад тут действительно проходил один человек, но высокий он или маленький, хорошо одет или плохо, я вам не скажу. Все, что я могу сказать, это то, что голос у него мягкий и спокойный, голос человека, который смотрит на мир с доверием.

– Куда он пошел?

– Разве мы знаем, куда идут люди? Он ушел, вот и все. Тьма – обширная страна.

– Вы обратили внимание на его голос. Что он вам сказал?

– Поблагодарил за то, что я хорошо пел. Ведь это не он пел. Это пел я. Ему понравился мой голос. Он сказал, этот голос пробуждает у него воспоминания. Потом он еще раз поблагодарил меня и пожелал спокойной ночи. А две минуты спустя появились вы. Вы из полиции? Этот человек в розыске?

– Нет, я не из полиции.

– Вы с ним знакомы?

– Нет, я его не знаю. Я… Не думаю, что знаю.

– Как-то вы туманно выражаетесь. Знаете вы его или нет? Это ваш любовник?

Я не ответила. Докурила косяк и попрощалась со стариком, который опять запел. В ту ночь я не могла заснуть, поэтому села писать. К рассвету действие «открытого моря» закончилось. Утром мне позвонили из больницы. Я приехала. По лицам родственников Денизы я поняла, что случилось. Я оставалась с ними почти до вечера, потом вернулась домой и расплакалась. Я старалась не допустить этой мысли, гнала ее от себя изо всех сил, но она переросла в уверенность: это незнакомец из «Вотрена» убил Денизу, а незнакомец из «Вотрена» – это Элиман. С самого начала это был он. Это все время был Элиман.

Через два дня тело Денизы отправили домой, на Мартинику. Собираясь в морг, на церемонию прощания, я услышала по радио сообщение о смерти Брижит Боллем. Председатель жюри премии «Фемина» скончалась в возрасте восьмидесяти лет от сердечного приступа.

* * *

В следующие несколько дней Андреа и Люсьен разрешили мне отдохнуть. Я не хотела сидеть дома, поэтому воспользовалась своими сбережениями и сняла номер в дешевом отеле. Я сбежала из своей квартирки, чтобы мне не явился призрак Денизы и не спросил: почему ты не пошла со мной в шестой номер? Сбежала от экземпляра «Лабиринта бесчеловечности», который хранила у себя. Сбежала от фотографии Элимана, висящей над моим письменным столом, – той, что дала мне Брижит Боллем. Днем я шла в какое-нибудь кафе и работала. Но с наступлением вечера возвращалась в отель и сидела в номере, как перепуганная зайчиха в своей норе. Снаружи бродил охотник. Я слышала топот его сапог. Он пришел за мной. В то время каждая ночь была для меня ночью в осаде.

Я решила вернуться домой только спустя пять дней, когда в Париж приехала гаитянская поэтесса. Обнять ее было для меня огромным облегчением. Теперь я была не одна. Когда мы вошли в мою комнату, ей понадобилось несколько секунд, чтобы заметить фотографию Элимана над письменным столом. Она смертельно побледнела, и я испугалась, что она потеряет сознание. Но она успела сесть на кровать и, выпив стакан воды, попросила рассказать о человеке на фотографии.

Я села рядом с ней. Все эмоции, испытанные за последние дни, смешались во мне и выплеснулись наружу. Я долго плакала, а потом рассказала поэтессе историю об Элимане, о призраке Элимана, о том, как мне приснился Элиман, о том, как он мне являлся, о «Лабиринте бесчеловечности». Рассказала ей все, от признаний моего отца до последних происшествий с незнакомцем из клуба «Вотрен», включая и беседу с Брижит Боллем. Я выложила все.

Когда рассказ был окончен, поэтесса обняла меня. Она не плакала, но, когда она сказала, что теперь понимает причину и смысл нашей встречи, голос у нее дрожал. Я тоже знаю этого человека, сказала она. Не по отзывам, не по рассказам, легендам, гипотезам и не по его единственной книге. Я знала его во плоти и крови. Я была с ним знакома. Я жила с ним. Быть может, я даже любила Элимана. Я искала его, а нашла тебя. Но это он соединил нас. Сегодня я это наконец поняла.

На рассвете в Амстердаме

– Это все? Действительно