– Хорошо, хорошо, – порывчато отозвался Рас, ощущая тугую смурь посланную ему братом, единожды окутанную мощным потоком любви. Небо легохонько подался вперед станом, стараясь стать ближе к Першему и вже много тверже, досказал, – привози… Только прошу поколь привези детей… не старше одной асти, чтобы не смешивались с моими как можно дольше.

– Любезный мой, удел Земли предрешен, – мягко отметил Перший, ласково просияв Расу и тем золотым сиянием кожи густо вспыхнувшей озарил всю залу… поглотив какую-то не было бурость в облаках свода. – Теперь, когда лучица останется здесь… предрешен. Это вопрос весьма короткого времени, поверь мне. Однако, я согласен привезу детей лишь одной асти.

– И через три свати, – дополнил Небо, и, узрев удивление в лице и очах Димурга пояснил, – тогда прибудет Огнь. Я сейчас его не стану беспокоить. С ним надо поговорить с глазу на глаз… а ни мне, ни ему нынче не до того. Пусть через три свати, пожалуйста, ради Огня… Ты же знаешь какой малецык вздорный, когда это касается непосредственно его. Не хочу, чтобы он сердился на меня, как это было в прошлый раз.

– Ладно… через три свати, – теперь на уступку шел Перший, ибо также не желал, чтобы был недоволен Огнь. – Пока куренты и нежить там их отберут, доставят, три свати и пройдет. – Голос Першего явно ликовал, когда он задумчиво это говорил… светилось не меньшей радостью и его лицо, словно притушив темноту кожи. – Может, покажешь мне девочку. Очень хочу поздороваться с лучицей, успокоить, приободрить ее.

Теперь он сызнова выступал в роли просителя, по всему вероятию, что делалось весьма редко, посему Небо резко мотнул головой, так высказав свою досаду. Это тоже была ожидаемая, но не желанная просьба брата, впрочем, от каковой Рас мог отпихнуться, что он незамедлительно и сделал:

– Сейчас не могу… – молвил неспешно он, вкладывая в каждый звук и обобщенно в тембр гласа волнение. – Я же тебе пояснил, на девочку напали. Она болеет, в плоть попал яд, а альвы желая помочь, провели обряд. Вещунья сказывала девочка вельми испугалась произошедшего. Еще бы такую мощь видения лучица пропустила через Вещунью и мозг девочки. И обе, представь себе, никак не пострадали… никак. Вещунья поведала, что видела, как выплеснулась изо рта девочки, лучица, и мощью своей не только сняла напряжение с альвинки, но и остановила процесс ее гибели. Ты, представляешь какая уникальная лучица… такая кроха… дитя малое, а такая мощь… способности. – Губы Першего широко раздались улыбкой, он легохонько качнул головой. – Теперь дай время… дай набраться сил девочке, и лучице… Ведь никто не знал, что в плоти обитает лучица. Думали это искра, возможно первая. Потому не было создано условий, питания, внимания. Всего, всего была лишена, наша драгость. Думаю, пусть и встреча произойдет через три свати… А я сам, обещаю тебя брат. Сам прослежу за ее жизнью и здоровьем, создам все условия… все.

– Очень много вложено в эту лучицу, малецык, – отозвался устало старший Димург и протянул в сторону брата свою исхудавшую левую руку, где кожа была, похоже, натянута сверху на кость, а начиная от кончика указательного перста вплоть до локтя проходил зримой полос рубцеватый шрам. – Сбереги лучицу и плоть… Все… все, что надобно дай. Окружи внимание, любовью, и главное, чтоб более никаких нападений, хворей, крови… Ты ведь понимаешь… понимаешь, как это опасно для нашей бесценной лучицы.

Слабеющий голос Першего, меж тем обладающий божественной мощью, наполнил своей густотой не только залу, но видимо и все космическое судно. Он, словно выплеснулся наружу, и подобно земному ветру коснулся нависающего над хурулом огромного стеклянного осьминога. Не менее мощное, чем хурул Дажбы, судно, вроде живое шевелило своими подвижными восемью руками-шупальцами с крупными присосками, расположенными на внутренней их стороне. Два щупальца, впившись в корпус хурула присосками, удерживаясь обок него, оставались недвижными. На теле судна-осьминога четко просматривался рот с двумя большими дюжими серебристыми челюстями, напоминающими клюв птицы, и два крупных глаза, поместившихся по обе стороны от клюва, все то время шевелящих черными зрачками да попеременно выбрасывающих из них вперед долгие лучи света.

Шудякор, Вещунья Мудрая и Владелина сидели, вернее молвить, возлежали на дощатом низком округлом и дюже широком топчане с изголовьем. Сама поверхность лежака была обтянута бурой кожей, а окружающие по коло изголовья, представляли из себя тонкие, резные планки набитые почти встык друг к другу. Восемь столбов точно входящих в топчан, несли на себе функции ножек, и единожды поддерживали раскинувшийся деревянный каркас свода. Крышей, которого, служили узкие сетчатые полотнища ткани, густо-синие сверху и более прозрачные повдоль стен. Сам топчан стоял в весьма махонистом зале, прямоугольной формы, где и стены, и пол, и потолок были сотворены из ровных отполированных дщиц ядрено переливающихся желтизной света, что вливался в глубь помещения сквозь такое же, как и в комнате Влады, окно. Чрез стекловидную поверхность того окна просматривалась не широкая веранда без свода, и зачинающийся край поселения, с этой стороны покато входящий в каменные, гладкие грани гор.

На лежаке с одного края возлежал Шудякор на трех небольших подушках, а супротив него расположились царица и девочка, окруженные россыпью более маленьких подух. В помещении было довольно таки душно, отчего юница почасту отдуваясь, утирала текущий со лба пот. В зале кроме осэгэ, Вещунье Мудрой и Владелины находились еще четверо энжеев темно-бурых, словно единых цветом, ростом и фигурой, недвижно замерших по углам помещения. Еще один энжей прислуживал Шудякору и гостям, принося на блюдах еду и напитки, попеременно исчезающий за приоткрывающейся полупрозрачной дверью, поместившейся напротив окна. Мальчики, как и велела торопливо уводящая со двора девочку царица, остались на веранде.

Влада не евшая несколько дней, и поддерживаемая, очевидно, лишь настоями Вещуньи Мудрой ноне с аппетитом поедала, как пояснил Шудякор, утку. Небольшие кусочки мяса с зажаристой, коричневой корочкой были поданы на тончайших лепешках и обложены по кругу травами и сладковатым густо-желтым соусом. Царица и одэгэ не ели, они только пили травный напиток из пузатых с узкими горловинами братин имеющих тонкий носик. Юница приподняла с вытянутых ног тарелку, отправила последний кусок мяса в рот и от удовольствия провела кончиком языка по подушечкам пальцев.

– Не стоит облизывать перста, – незамедлительного молвила царица, не сводя трепетного взора с отроковицы. – Если ты голодна…

– Пазша Аксул, – тотчас откликнулся Шудякор, также как и Вещунья Мудрая наблюдающий за девочкой. – Принеси главе Лесных Полян еще утки.

– Нет! Нет! благодарю, – торопливо проронила Влада и по кивку царицы взяла с блюда, пристроенного подле ног, влажный белый ручник, чтобы утереть им губы и руки. – Благодарю я сыта.

– Тогда тебе надо попить нусы, – произнес Шудякор, и нежданно улыбнувшись, тем самым сделал свое лицо весьма благодушным.

Владелина подняла с общего округлого блюда, расположенного в центре лежака братину, обхватив ее крепко дланью и перстами, да ощутила необыкновенное тепло, идущее от глиняной его поверхности. Медленно, страшась расплескать полную братину, девочка приставила тонкий носик к губам и отхлебнула дюже сладкий и горячий напиток так, что, похоже, он враз опалил ей язык и глотку.