Она бросилась за мной по лестнице, за спиной снова крики, как и на этаже снизу, а это значит, от выхода мы отрезаны, решение верное, наверняка не раз отрабатывали на учениях.

На втором этаже мы проскочили по коридору, когда за спиной резко распахнулась дверь.

Пистолет как будто сам прыгнул мне в ладонь, за спиной прогрохотали приближающиеся шаги. Я едва успел круто развернуться, из-за поворота выскочили двое с автоматами.

Я торопливо выстрелил дважды и, не оглядываясь, понесся по лестнице наверх.

Эсфирь продолжает прикрывать нас сзади, часто слышу короткий треск ее автомата. Похоже, всякий раз бьет точно в цель, все-таки серебряная медаль по стрельбе, пусть даже и уступила бурятке, но та бурятка сейчас рожает в Улан-Удэ, приходится довольствоваться той, что заняла второе место… Но не скажу, что сильно жалею.

Камеры, установленные в коридоре, дали крупную картинку двух крепких ребят, явно очень хорошие и быстрые, из охраны уже не особняка, а лично Хиггинса.

Рассредоточились, пистолеты в руках и уже направлены на угол, из-за которого мы должны появиться, у нас нет шансов, даже турборежим может не спасти…

Я остановился так резко, что Эсфирь с разбега почти боднула меня головой в спину, как резвый козленок.

– Там что?

– Тихо, – сказал я. – Крутая охрана Хиггинса, ребята прошли все местные войны…

– Выдвинемся вдвоем?

– Они только того и ждут, – ответил я. – Погоди, дай проведу некоторые расчеты…

Мозг вообще-то расчеты эти провел, и так с огромным удовольствием просчитывает каждый мой шаг и каждое движение, математические уравнения решает, гад, удовольствие получает, эстет сраный.

Эсфирь вздрогнула, когда я быстро высунул за угол кисть с пистолетом, дважды нажал на курок и тут же втянул обратно, а в ответ грянули два выстрела.

Одна из пуль чиркнула по самому краю, оставив после себя крохотное облачко каменной крошки.

– Зачем? – прошептала Эсфирь. – Проверяешь их реакцию?

– Свои расчеты, – пояснил я. – Я же математик, не знала?.. Сейчас все науки пронизаны математикой. Кто не умеет рассчитывать сложные кривые и амплитуды, тому не стать нейрофизиологом…

Она замолчала, озадаченная, а я выждал несколько секунд, наблюдая на экранах за двумя распростертыми телами. Головы обоих лежат в быстро расплывающихся лужах крови, так что не прикидываются дохлыми, точно не прикидываются…

– Пойдем, – велел я и вышел в коридор, но пистолет не опустил. – Математика – царица наук! И только в нейрофизиологии – служанка.

Она смолчала, а я ударом ноги распахнул дверь. Кабинет просторный и роскошный, за массивным столом Хиггинс уже стоит, руки поднял над головой, понимает, в перестрелке у него шансов нет, если мы сумели убрать профессионалов охраны, не получив даже царапины.

– Мистер Хиггинс, – сказал я.

– Мистер Икс, – ответил он почтительно.

– Жаль, – сказал я и ощутил, что в самом деле искренне жаль, – что вы, мистер Хиггинс, все-таки предпочли стоять до конца. Хотя, конечно, чисто по-мужски понимаю и сочувствую… Кстати, руки можете опустить.

– Спасибо, – ответил он и примирительно улыбнулся. – Но… может быть, дадите еще шанс?

– А нужно?

– Я потрясен вашей мощью, – сказал он, и я видел, что говорит искренне. – Обещаю беспрекословное послушание. На этот раз точно.

– Лимит исчерпан, – ответил я кратко.

Эсфирь вздрогнула, но не от выстрела, а от скорости, с какой я вскинул пистолет и нажал на скобу, почти не закончив движения.

Голова Хиггинса дернулась, тело отбросило к стене с такой силой, будто конь ударил копытом. Во лбу строго на вершине треугольника над глазами возникла темная дыра, сразу заткнутая изнутри запекшейся кровью.

– Ганфайтер, – сказала Эсфирь, в голосе прозвучал восторг наполовину с осуждением. – Долго тренировался?

Тело Хиггинса рухнуло под стол, я повернулся к выходу, ответил с той скромностью, что паче гордыни:

– Но докторскую все-таки получил. Я многогранная личность. Все по Достоевскому.

– Кто такой Достоевский?

– Эх, – сказал я с укором. – Своих евреев знать надо… Хотя он, правда, не совсем ваш.

– Ну тогда и не надо, – отрезала она. – Уходим!

– Убегаем, – уточнил я. – Хотя до взрыва еще целых три секунды, уйма времени…

– Сволочь! – заорала она и метнулась к выходу.

Обратно она вела автомобиль на большой скорости, часто меняя направление, шоссе на всякий случай избегала. Эсфирь постоянно дергалась, не понимая наши маневры, но я, поглядывая на карту местности с высоты спутника, то и дело говорил ласково: «Сейчас налево… та-а-ак, притормози, за теми холмами сейчас целая вереница полицейских авто… ага, пронеслись, теперь давай на ту же дорогу…»

– А если остановят?

– Не остановят, – заверил я. – И некому, и видят же, что нас еще раньше наверняка проверили те, что пронеслись впереди…

– Когда ты успел заложить взрывчатку?

– Я не закладывал.

– А что там рвануло? И пожар?

– Надо уметь пользоваться подручными средствами, – сказал я наставительно. – Я ученый, нам часто приходится так исхитряться в создании новых методов исследования и воздействия на природу!.. Думаю, Эйнштейн на моем месте еще лучше бы взорвал, поджег, а то и землетрясение устроил. Может быть, даже вулкан, с его-то гениальностью… Нет, вулкан – это больше в характере Ньютона, а Эйнштейн лучше бы взрывал все, как думаешь?.. Пожары больше к Фрейду…

Она на всякий случай нахмурилась, говорю вроде бы серьезно, но слова какие-то непривычные. Хотя, с другой стороны, ученые вообще непривычные люди на планете, а привычные вокруг совсем другие, от них вообще тошнит, но зато от таких ни взрывов, ни поджогов…

Когда въехали в город, я сказал с грустью:

– Налево. А дальше в аэропорт.

Она бросила на меня быстрый взгляд.

– Уже улетаешь? Билет заказан?

– Да, – ответил я. – Через час объявят посадку.

– Наглый ты, – сказала она. – Откуда знал, что все получится?

– Женская интуиция, – пояснил я. – Твоя. Смотрел на тебя, такую красивую, и понимал, что все у меня будет лучше некуда. Такое свойство у красивых женщин, с вами все получается. В связке с вами! Вы то ли вдохновляете, то ли воодушевляете, но как-то усиливаете нас… Во всем.

Она посмотрела с подозрением.

– И в злодействе?

– Во всем, – повторил я. – Такая у вас особенность. В горе и радости, в богатстве и здоровье, в подвигах и в трусости… Осторожнее, ты чуть не сшибла того бедолагу!