В Петербурге я видел, конечно, Неву и получал наслаждение от нее, но был я на улице, действительно, в июльские дни – это тоже была толпа. Я видал этих матросов кронштадтских, которых привел Раскольников, позднее – раскаявшийся коммунист и невозвращенец, отказавшийся вернуться в Россию. Так вот, я видал и Раскольникова: он играл одну из крупных ролей при разгоне Учредительного собрания, декларацию об уходе большевиков он докладывал. Конечно, они были распропагандированы – убежденные большевики, матросня была дикая, которая не совсем понимала, что она делает, и даже те, которые их привели, не все сказали им, ради чего их привели. Но достаточно того, что они арестовали временно Чернова, и Чернова освободил Троцкий. Тут же все это происходило, перед Таврическим дворцом. Это я видал!

Я возвращался из Павловска в Петербург, или в Петроград в день, когда Корнилов был объявлен, так сказать, преступником, или повстанцем против Временного правительства. И я знаю, что происходило на улице. Я знаю, что происходило в бывшем дворце Андрея Владимировича, который стал штаб-квартирой центрального Комитета социалистов-революционеров. На мой взгляд, там была паника. Керенский утверждает, что ничего подобного не было ни в правительстве, ни, как он думает, нигде. То, что я видел, на мой взгляд, может быть определено как паника, и, хотя само восстание оказалось пуфом, тогда люди не знали, чем это кончится.

В чем же выражалось то, что Вы назвали паникой?

Выражалось в том, что надо было мобилизовать моментально все районы; необходимо принять экстренные меры; кого-то посылали в одни места, других посылали в другие места. Словом, всё было переведено на военное положение. Всех мирных штатских людей перевели на положение «Враг идёт! Враг у ворот!», и так далее. У меня такое было впечатление. Я не могу конкретизировать это, но я слыхал, что говорили, я видал лица. И я сам, не зная всех подробностей – позднее вскрылось, что всё это зиждется на Завойке и на Овадине, то есть на совершеннейших авантюристах – но я думал, что это действительно движение, возглавленное Корниловым, которое имеет за собой войска, весь генералитет, если не всё офицерство, а это кое-что.

А не было подсознательного ожидания угрозы справа, которое всё время присутствовало и с первыми сообщениями о Корнилове вышло наружу?

Все левые, во главе с большевиками, начали говорить о том, что контрреволюция идёт, она уже пришла, и так далее, с первого дня революции. Поэтому, по примеру революций в других странах, они кричали: «Волк идёт! Волк идёт!», а волка-то не было. И Церетели в своей знаменитой речи, когда он сказал, что контрреволюция может прийти в левые ворота, был пророком! И имейте в виду, что разногласия между правыми социалистами и левыми, как в социал-революционной партии, так и среди меньшевиков, проходили по этой линии: по какому флангу, или по какому крылу надо бить? Чернов написал: «Противник где находится? На правой стороне или на левой стороне?» Мы, правые, социалисты-революционеры и меньшевики, считали, что угроза может прийти слева. Все левые, с Лениным во главе, с первого же дня революции были уже в России. А ведь Ленин не ожидал этой революции, он еще девятого января 1917 года в своей речи в Цюрихе говорил, что его поколение не доживёт до революции: «…И только нам передать надо последующим поколениям завет того, что было провозглашено девятого января 1905 года».

Когда я просматривал и перечитывал Вашу книгу «Дань прошлому», мне бросилось в глаза, что Вы мало пишете о Ленине и о большевиках. Когда вы пишете о весне, о лете 1917 года, они у Вас появляются на политической сцене только уже перед самым октябрём.

Это объясняется очень просто. Ленин появился в Петербурге в самом начале апреля, третьего апреля. Ленин появился в России, но на политической арене он играл очень скромную роль, его не признали его собственные ученики и единомышленники, за исключением Сталина и ему подобных. Большинство – Каменев; я не помню, с кем был Молотов, – все они были против него. И когда он выступил в Таврическом дворце на собрании социалистов, представителей советов (там были только социалисты разных мастей, и по преимуществу, конечно, большевики), то виднейший большевик Гольденберг сказал, что он «не понимает Ленина, что это ведь анархистские речи. Ведь не стало Ленина-лидера большевизма, марксиста, появился лидер анархизма». И он был не одинок. Ленину в начале пришлось преодолевать препятствия в собственной среде, а все его противники особенно не считались с ним, не имели дело с ним лично, они имели дело с идеями более общего порядка, то есть с нападками на Временное правительство, которые социалисты более умеренного толка, или вошедшие в правительство, или поддерживающие правительство считали вредными для судеб революции. Поэтому вся работа Ленина в первое время сосредоточилась на том, чтобы привлечь на свою сторону свою партию большевиков – в этом он преуспел. Ему несколько раз приходилось туго в своей собственной партии. Я только напомню, что во время Брест-Литовского мира он доходит до того, что выходит из Центрального комитета и идёт к матросам. Вот чем он грозил! И то же самое было в самом начале. Ведь когда он приехал с тем, с чем он приехал, это было неприемлемо ни для кого.

Я хотел вернуться к моменту приезда Ленина. Сейчас во всех учебниках ленинские апрельские тезисы считаются и расцениваются как что-то страшно важное, то, что само по себе произвело революцию в России. В те дни вы сразу же услышали об апрельских тезисах? Они действительно по всей России стали известными?

Они были напечатаны и стали всем известны, но показались настолько нелепыми, настолько несоответствующими действительности! Это ведь скачок в анархию, поскольку провозглашались «Советы повсюду!» и советская система, о которой никому было не известно, что это значит. Потому что Советы, которые были в 1905 году, не преследовали цели стать правительством. Они были орудием борьбы против самодержавия для достижения определённых целей. И не только тогда, но и позже. Даже большевики отстаивали и демократию, и демократическую республику, и всеобщее избирательное право – всё, что принято было всеми социалистами мира.

Ведь вы же помните, что Ленин встал на путь ленинизма гораздо позже, только в 1915 году, когда он решил использовать Первую мировую войну в интересах скачка, или превращения России в трамплин для мировой революции и социализма.

Вы помните штурм Зимнего дворца?

Я был на улице, когда осаждали Зимний дворец. Во время атаки на Зимний дворец меня не пропустили! Больше ничего! Стояли эти солдаты. Не пропустили не только меня, но не пропустили и тех министров, которые хотели пойти и тоже быть арестованными там. Кажется, это был Прокопович.

Осталось ли впечатление какого-то большого боя, перестрелки?

Нет-нет-нет. Этого я ничего не видал. Я и не знал, что там имеется «Аврора». Я её не видал, этой «Авроры». Я, было, пошёл на улицу, вижу: ну, не прорываться же мне одному. Я был один.

Каковы были причины успеха эсеров на выборах в Учредительное собрание? Вы же проработали в партии эсеров почти весь этот год. И, может, у Вас есть какие-то мысли? Почему именно так было?